Теранезия

Вся эта чрезвычайная ситуации была такой же: далекой, нереальной и совершенно неразличимой в деталях. Доступ в сеть им перекрыли еще в начале февраля — по-видимому в Джакарте решили вырубить всю провинцию. Все еще можно было поймать BBC на коротких волнах, но прием был прерывистым и информации там было всего ничего — сколько можно втиснуть в одночасовую передачу про всю Восточную Азию. Было ясно, что местные движения за независимость своими действиями играют на руку друг другу: в Ачехе сепаратисты сражаются с правительственными войсками за контроль над столицей округа, а в Ириан-Джая OPM[7] совершило бомбовый налет на армейскую базу в Джаяпуре — неожиданный ход для группы, чье вооружение обычно описывалось, как «доисторическое». И если такого рода драматические события попадали в сводки новостей, ежедневное изменение ситуации в Туале или Амбоне никогда не считалось заслуживающим внимания. Веб-сайт в Голландии предлагал индивидуализированные отчеты для каждого из обитаемых Молуккских островов и его администраторам, с помощью причудливых трюков с маршрутизацией, удавалось избегать индонезийской цензуры до момента полного отключения сети. Отец Прабира предупреждал его, что этот сайт вероятно организован высланными из страны членами АБРМС, но ему было безразлично. Его не интересовало объективное мнение. Он хотел, чтобы острова затопил поток пропаганды, провозглашающий бескровную победу повстанцев. Он хотел, чтобы все в Индонезии осознали, что они могут выйти невредимыми из пепла пылающей империи.

Прабир закончил концевую «N» и стал потихоньку бочком двигаться к лестнице. Краска должна была уменьшить выработку электроэнергии процентов на двадцать, но при отключенной спутниковой связи должно было хватить на все остальные нужды. Как только он спустился вниз, Мадхузре устроила истерику, потому что ей не разрешили залезть наверх и посмотреть, что он написал. Мама засуетилась, как будто действительно что-то случилось, успокаивающе бормоча и гладя ее по лбу. Прабир сказал, подначивая:

— Она может заняться следующей крышей. Я не против. Хочешь сделать это, Мадди?

Он бросил на нее взгляд, говорящий «не правда ли, ты очаровательна», а она в ответ уставилась на него в изумлении, и ее рев замер до еле слышного сопения.

— Не глупи, — сказала мама устало. — Ты же знаешь, что она не может.

Мадхузре опять начала реветь. Прабир передвинул лестницу к следующему домику.

— Я хочу, чтобы ты повзрослел! Ты иногда ведешь так по-ребячески!

Прабир наполовину поднялся по лестнице, прежде чем сообразил, что эти слова обращены к нему. Он продолжил подниматься с горящим лицом. Ему хотелось прокричать в ответ: «Это была всего лишь шутка. И я присматриваю за ней лучше, чем ты!» Но некоторые вещи он научился держать при себе. Он сосредоточился на очередной букве, держа рот на замке.

Когда он спустился, Мадхузре все еще продолжала хныкать.

— Она может помочь мне с одной из стен, — сказал Прабир.

Мама кивнула и наклонилась, чтобы опустить Мадхузре на землю. Та обиженно уставилась на Прабира, цепляясь за мать, чувствуя, что может еще что-то выжать из этой ситуации. Прабир бросил на нее предупреждающий взгляд, и, спустя мгновение, она передумала и заковыляла рядом с ним. Он дал ей баллончик, а затем присел рядом, направляя ее руку, пока она давила на кнопку.

— Ты знаешь, мы почти отправили тебя в интернат в этом году. Тебе бы это понравилось? — Его мать говорила без капли сарказма, как будто ответ был очевиден.

Прабир не ответил. Избавление случилось не благодаря матери, только война спасла его от изгнания.

— По крайней мере, ты был бы вдалеке от всего этого, — сказала она.

Прабир сосредоточился на работе, прилагая немалые усилия, стараясь исправлять полные энтузиазма размашистые мазки Мадхузре, но он помнил разговор родителей в домике бабочек. И правда, мать предлагала отправить его к своей кузине в Торонто… но это привело лишь к тому, что отец вообще отказался от этой идеи, что, похоже, не стало для нее большим сюрпризом. Так что может он судит ее слишком сурово. Может она на самом деле боролась за то, чтобы он остался на острове.

— Если бы я был далеко, я бы переживал за вас. Так я могу быть уверен, что вы в безопасности.

— Это так.