Терапевтическая катастрофа. Мастера психотерапии рассказывают о самых провальных случаях в своей карьере

“Пожалуй, здесь важно провести различие между просто неуспешной терапией и терапевтической катастрофой. Я считаю, что это скорее объемные и пространственные понятия, в разговоре о которых неуместно мыслить категориями. Представим, что у нас есть некий спектр, на одном конце которого лежит то, что я называю неоптимальным результатом, а на другом — откровенно вредные и деструктивные последствия. В таком случае любая ошибка специалиста будет находиться где-то посредине между этими двумя крайностями. По моему мнению, неуспешная — это терапия, которая не достигла поставленных целей и не привела к желаемым изменениям поведения. Такое вмешательство вполне может возыметь на клиента благотворный эффект, при этом степень выраженности данного эффекта будет недостаточной и несоразмерной тому, чего теоретически можно было бы добиться при более грамотном и продуманном исполнении. К числу негативных последствий данной категории неудач можно отнести запоздалое наступление изменений, пустую трату времени и денег клиента и риск отбить у человека желание обращаться к психотерапевту в дальнейшем. С другой стороны, терапевтическая катастрофа — это действия специалиста, которые приводят к явному ухудшению морально-психологического состояния клиента. К примеру, в результате допущенной ошибки терапевт может непреднамеренно спровоцировать активизацию латентной патологии из-за перегрузки копинг-навыков клиента. Итогом такой катастрофы обычно становится дезадаптивное поведение, которое не только вредит самому человеку, но подрывает его семейные и социальные связи, в прошлом выступавшие для него ресурсом”, — начал наш собеседник.

Ричард Стюарт решил вспомнить один из случаев провальной терапии, который он изложил в книге Trick or Treatment (Уловка или лечение).

“Случай этого молодого человека — крайне любопытный пример, который наглядно иллюстрирует суть обоих определений. То, с чем с он столкнулся в школе, можно смело назвать комбинацией неуспешной терапии и терапевтической катастрофы. Больше трех лет педагоги не позволяли ему нормально получать образование без сколько-нибудь уважительной на то причины, что привело к совершенно искусственным задержкам в развитии. Кроме того, они умудрились убедить и самого ребенка, и его семью в том, что у него есть патологические проблемы, которые невозможно преодолеть самостоятельно, что оказало крайне разрушительное влияние на его отношения с родителями и бабушкой. Когда я описывал эту историю в книге, я буквально пылал праведным гневом. Пожалуй, отчасти именно благодаря этой истории у меня возникло амбициозное мессианское желание доказать всему миру, что терапия с акцентом на патологию мешает грамотно устанавливать и отслеживать цели в плане изменения поведения и в целом приносит больше вреда, чем пользы”, — вспоминал Ричард.

КТО РЕШАЕТ, ЧТО ХОРОШО, А ЧТО — ПЛОХО

Рассуждения нашего собеседника о целях и ожиданиях подтолкнули нас к мысли о том, а кто же здесь судья. Кто решает, была ли терапия успешной или нет? “Часто клиенты и терапевты руководствуются в этом вопросе совершенно разными критериями, — сказал Стюарт. — Меня до глубины души поражают ситуации, когда клиенты, работу с которыми я, как мне кажется, провалил, начинают рекомендовать меня своим друзьям и родственникам. Я-то считал, что потерпел неудачу, как вдруг моя «неудача» начинает меня рекламировать”.

Мы с пониманием улыбнулись, так как именно это явление всегда оставалось для нас загадкой, мешавшей дать четкое определение понятию терапевтической катастрофы. И действительно, нередко бывает так, что по итогу проделанной работы клиент остается доволен, несмотря на то что его поведение не изменилось, а симптомы никуда не делись. С другой стороны, встречаются и противоположные случаи, когда человек, показавший по результатам терапии явный прогресс, еще долго бранит специалиста и рассказывает о том, до чего же ему не повезло с психотерапевтом.

В качестве примера этого таинственного парадокса Дик решил поделиться своим опытом лечения людей, страдающих ожирением. “Одна из главных проблем, с которыми специалист сталкивается в работе с такими клиентами, заключается в том, что зачастую они приходят в терапию не потому, что хотят похудеть. Точнее, похудеть-то они хотят, а менять свой образ жизни — не очень. В глубине души их вполне устраивает нынешний паттерн поведения, просто они надеются, что одни и те же действия приведут к другому результату. В свое время много лет назад я разработал двухкомпонентную модель лечения ожирения. Мой главный постулат заключается в том, что переедание всегда служит скрытой цели. Ожирение как результат переедания тоже служит некой цели, но эти цели отличаются. Чтобы помочь человеку избавиться от лишнего веса, необходимо решить обе проблемы одновременно в рамках целенаправленного и содержательного процесса работы над собой”, — пояснил Ричард.