Терапия

Я никогда не считал себя религиозным человеком. Думаю, в Бога я верю. То есть я хочу сказать, что верю - есть Нечто (скорее чем Некто) за пределами нашего понимания, что объясняет или могло бы объяснить, если б мы могли задать ему вопрос, зачем мы здесь и зачем все это нужно. И я, пожалуй, верю, - после смерти мы воскреснем, чтобы узнать ответы на эти вопросы. Сама мысль, что мы никогда этого не узнаем, что наше сознание потухнет после смерти, как выключенная электрическая лампочка, - нестерпима. Не слишком-то серьезное основание для веры, согласен, но какое есть. Задумываясь об этической стороне жизни, я принимаю заповеди Иисуса - не бросать первым камня, подставлять вторую щеку и так далее, но я бы не назвал себя христианином. Когда я был мальчишкой, мама с папой посылали меня в воскресную школу - не спрашивайте зачем, сами они в церковь никогда не ходили, кроме как на свадьбы и похороны. Поначалу мне там нравилось, у нас была очень красивая учительница, мисс Уиллоу, с желтыми кудряшками, голубыми глазами и очаровательными ямочками, появлявшимися на щеках, когда она улыбалась. С ее помощью мы разыгрывали сюжеты из Библии… наверное, это было мое самое первое знакомство с театром. Но потом она ушла, и вместо нее нам дали сурового вида даму средних лет - миссис Тернер, у которой из большой родинки на подбородке росли волосы и которая говорила нам, что наши души запятнаны грехом и должны быть отмыты Кровью Агнца. Мне стали сниться кошмары, что миссис Тернер окунает меня в ванну, полную крови, и после этого родители больше уже не заставляли меня ходить в воскресную школу.

Гораздо позднее, подростком, я ходил в Католический молодежный клуб, потому что Морин Каванаг была католичкой и состояла в нем; иногда воскресными вечерами меня заманивали или затаскивали на службы, которые состояли из чтения вслух молитв в помещении прихода, а иногда в соседнюю церковь на так называемое Благословение, занятное действо: нескончаемые гимны на латыни, клубы ладана, и священнику алтаря, с предметом, похожим на золотой футбольный кубок. Во время этих посещений я всегда испытывал неловкость и растерянность, не зная, что и когда мне делать: сесть, встать или опуститься на колени. Я никогда не испытывал искушения стать католиком, хотя Морин время от времени бросала смутные намеки. В ее религии тоже слишком много говорилось о грехе. Большая часть того, что я хотел делать с Морин (и она хотела делать со мной), называлась у них грехом.

Поэтому все эти слова о грехе в оглавлении «Понятия страха» обескуражили меня, а сама книга лишь подтвердила мои опасения. Она оказалась смертельно скучной и очень трудной для понимания. Например, автор определяет страх как «появление свободы перед самой собой в возможности». Какого хрена это значит? Сказать по правде, я пролистал книгу, выхватывая кусок то тут, то там, и не понял почти ни слова. Только в самом конце я нашел интересный пассаж:

Я бы сказал, что научиться постигать страх - это опыт, который должен пережить каждый человек, если он не хочет погибнуть либо от незнания страха, либо потонув в нем. Таким образом, тот, кто должным образом научился находиться в страхе, познал самую важную вещь на свете.

Но что значит «научиться находиться в страхе» и чем это отличается от того, чтобы потонуть в нем? Вот это я бы хотел узнать.

Сегодня три спазма в колене, один, когда вел машину, два, когда сидел за письменным столом.

Среда, 24 фев., 1130 вечера. Сегодня от рака скончался Бобби Мур. Ему было всего пятьдесят один. Во многих СМИ, должно быть, уже знали, что он болен, потому что Би-би-си сразу выступила с материалом-некрологом, который воткнули в «Спортивный вечер». Туда вошло интервью с Бобби Чарлтоном, наверное, оно шло живьем, или это сегодняшняя запись, потому что он плакал. Я сам чуть не заплакал, между прочим.