Терапия

Константиус советует притвориться, что у него есть любовница - нанять квартиру для какой-нибудь продавщицы и заходить к ней, - дабы его невеста прониклась к нему презрением и сама разорвала помолвку. Молодой человек совет принял, но в последний момент у него не хватило духу так сделать, и он просто исчез из Копенгагена. Через какое-то время он начинает писать Константиусу, анализируя свое поведение и свои чувства к девушке. Разумеется, он по-прежнему полностью одержим ею. Он превратился в несчастного вспоминающего. «Что я делаю? Опять начинаю сначала? Так начну лучше с конца. Я избегаю всякого внешнего напоминания об этой истории, меж тем как душа моя день и ночь, наяву и во сне постоянно занята ею». Он отождествляет себя с Иовом. (Я посмотрел на Иова в Библии. Надо сказать, я никогда раньше не читал Книгу Иова. Она на удивление легко читается - классное произведение, ей-богу.) Подобно Иову, молодой человек сетует на свое плачевное состояние («Я дошел до крайних пределов. Существование опротивело мне, оно безвкусно, лишено соли и смысла»), но тогда как Иов винит Бога, юноша в Бога не верит и поэтому не знает точно, кто виноват: «Откуда взялась во мне заинтересованность в этом крупном предприятии, именуемом действительностью? Каков мой интерес? Разве участие это не в воле каждого? А если я обязан участвовать, то где председатель?» Молодой человек жаждет какой-нибудь случайности, способной преобразить его, или откровения, «бури», как та, что разражается в конце Книги Иова, когда Бог уже всерьез напускается на Иова и говорит типа: «Можешь ли ты сделать то, что могу я? Если нет - заткнись», Иов подчиняется, и Бог вознаграждает его, дав ему в два раза больше овец, верблюдов и ослиц, чем у него было раньше. «Иов был благословлен Богом, и все было возмещено ему вдвойне, - говорит молодой человек - Это и называется повторением». Затем он читает в газете, что девушка вышла замуж за другого, и пишет Константиусу, что это известие освободило его от одержимости любовью: «Я снова стал самим собою… Внутренний разлад кончился, я снова обрел сам себя… Разве же это не повторение? Разве мне не отдано все снова, да еще в двойном размере? Не возвращена ли мне моя самость, - и вдобавок таким образом, что я должен вдвойне почувствовать ее значение?». Последнее его письмо заканчивается восторженными благодарностями девушке и экстатическому посвящению себя жизни разума:

…Но сначала надо совершить возлияние в честь той, что спасла мою душу, ввергнутую в отчаяние. Слава женскому великодушию!… И да здравствует полет мысли, да здравствуют смертельные опасности на службе идее, да здравствуют превратности борьбы, ликование победы, пляски в вихре бесконечности!… Да здравствуют размахи волн, то погружающие меня в бездну, то возносящие к звездам!

И теперь, когда я немного представляю себе жизнь Кьеркегора, мне становится совершенно ясно, что эта история перекликается с его личным опытом. Обручившись с Региной, он сразу начал сомневаться, будут ли они счастливы из-за разницы в темпераментах. Поэтому он разорвал помолвку, несмотря на то что по- прежнему любил девушку и она любила его и умоляла не делать этого, о том же просил и ее отец. Кьеркегор на некоторое время уехал в Берлин, где написал книгу «Или - или», которая является длинным иносказательным оправданием и объяснением его поведения по отношению к Регине. Позднее он сказал, что эта книга была написана для нее и что «Дневник обольстителя», в частности, был предназначен для того, чтобы «помочь ей оттолкнуть лодку от берега», то есть разрушить свою эмоциональную привязанность к нему, заставив ее думать, что человек, способный создать Йоханнеса, сам должен быть хладнокровным, эгоистичным негодяем. Можно сказать, что написание Кьеркегором «Дневника обольстителя» то же самое, что притворство молодого человека в «Повторении», будто у него есть любовница. Закончив «Или - или», Кьеркегор немедленно начал работать над «Повторением», касаясь тех же самых материй в истории, которая имела гораздо больше общего с его личным опытом. Но обрадовался ли он, вернувшись в Копенгаген и обнаружив, что Регина уже обручилась с другим? Чувствовал ли он освобождение, как герой «Повторения», возврат к самому себе? Черта с два. Он был в отчаянии. В его «Дневниках» того времени есть фрагмент, который, по-видимому, описывает его чувства:

Самое ужасное, что может случиться с человеком, - это стать посмешищем в собственных глазах - в том, что для него важнее всего на свете. Обнаружить, например, что самая суть его чувств - просто ненужный хлам.