Терапия поведением

Тогда врач лечит пациента в действительном смысле слова. Помогает тому стать состоятельнее, а не «справки дает», не прикрывает терапевтическую несостоятельность подкупающей опекой и подачками за счет общества и государства.

Осуществление себя, враждебное миру людей, то есть разрушающее среду обитания - не эгоизм homo moralis, а проявление человеческой недосформированности, невключенности в свою среду.

В работе с подростками

В работе с подростками этот подход не требовал вооружения инфантильного, не признающего себя человека

способами самоподавления, «отвлечения», «борьбы» со своими «недостатками», подавления «плохих» свойств ради «хороших».

Мы пытались поддержать самоуважение, самопризнание подростка, отношение к себе, к «мелочам» своего внутреннего мира как к особой ценности и цели общества, цели существования, бытия.

Пестовалось бережное отношение к любому проявлению индивидуальнейшего.

Поддерживалось использование любого внутреннего противоречия для развития, для перехода на новый уровень, творчески снимавший противоречие.

Поддерживался навык «использовать любое свойство, любой «недостаток» как достоинство».

Враждебное отношение к обществу

Я считаю, что вековечное отношение к обществу, как враждебному человеку институту, часто отвергнутое на уровне слов, тем не менее бытует у нас как детский негативизм на уровне неосознанного нравственного чувства.

У врача это проявляется тем, что он мнит себя представителем наиболее доброй профессии, добрее своего общества, родных, близких, сотрудников пациента.

У психологов - когда они, принимая сторону то пациента, то общественных институтов, ищут не средств сотрудничества и взаимной поддержки теми друг друга, а традиционно заботятся о способах их взаимного давления, принуждения, использования, ущемляющего интересы «противника». Поддерживают и провоцируют антагонизм тех и других ^[134](8).

У пациентов этот корпоративистский нравственный стереотип проявляется стремлением защищаться ото всех. Самоутвердиться за счет других, «победить», подчинить мир: то есть усилить его сопротивление.

Этот стереотип проявляется инфантильным, потребительским, разрушающим отношением к миру. Мир воспринимается как нянька, хозяин раба, нелюбимый воспитатель, или... враг.

РОМАНТИКА САМОРАЗРУШЕНИЯ

«Верь в великую силу любви!..
Свято верь в ее крест побеждающий,
В ее свет, лучезарно спасающий
Мир, погрязший в грязи и крови...»

На взгляд человека, оторвавшего себя от реальных переживаний и отношений живых, стремящихся быть нужными друг другу людей, на поверхностный взгляд пафос этих слов кажется возвышающим, героическим и красивым.

Этот пафос подкупает. И с ним охотно согласится несчастливый, ни кого не любящий, знающий о любви понаслышке, по романтической сказке, больной человек.

Живущие в любви люди, занятые тем, кого любят и счастливые трудом, радостью и мукой этих неисчерпаемых отношений, в отличие от влюбленных, захваченных собственным переживанием, предвкушением и так спасающихся от встречи с реальностью, живущие в любви люди переживают свое отношение, как счастье открытия мира, смыслов своего существования, счастье прикосновения, а не как крест обрекшего себя на страдания Бога.

Любящими людьми это сообщение о «кресте» воспринимается, как обольщение моральной взяткой.

Согласись они с тем, что любовь - крест, то, конечно, тут же и без труда приобретут этот пошлый, возвышающий над прочими людьми ореол мученичества. Но, потеряв благодарность миру, потеряют сразу все: равенство с себе подобными, реальные отношения, любовь.... Потеряют весь мир - ослепнут, оглохнут, заледенеют в горделивом бесчувствии.

За мазохистское наслаждение ощущать мир хуже себя, помойкой, «погрязшей в грязи и крови...», а себя единственно чистым ангелом этой помойки человек расплачивается отчаяньем и гибелью в им же оклеветанном, ужасающем его, ненавидимом им мире.

Ведь очевидно же, а со времен Ч. Дарвина и понятно, что мир не «погряз» в грязи и крови, а из грязи и крови рождается. Подымаясь все выше над грязью, он и к своей крови становится все бережнее.

Трагедия, когда, возгордясь, он отказывается от своей почвы, а с нею отрывается и от своих корней - чахнет.

Когда посвятивший себя отвергающему реальный мир «высокому» идеалу человек, самоотверженно воюет со всем сущим, то непременно оказывается побежденным и отчаявшимся. И в тем большей мере, чем воюющий, темпераментнее и одареннее.

Жизнь побеждает, но уже без него!

Несчастный поэт, выкрикнувший в отчаянье эти, на поверхностный взгляд кажущиеся красивыми слова, взятые мной эпиграфом, не дожил и до 25 лет.

Сам о себе в опубликованном посмертно стихотворении «Из песен любви» он скажет: