Терапия

Слово «рецессия» я услышал всего несколько лет назад. Откуда оно взялось и что точно означает? Впервые от словаря оказалось мало толку: «временная депрессия в хозяйственной жизни стран». Как долго должна продлиться рецессия, прежде чем ее назовут депрессией? Даже резкий спад тридцатых годов был «временным» с точки зрения исторической перспективы. Возможно, уже скопилось столько депрессии психологической, что кто-то решил изобрести для экономической сферы новое слово. Рецессия-депрессия, рецессия-депрессия. Слова отдавались у меня в голове, словно сипение ритмично работающего парового двигателя. Разумеется, они связаны. Люди впадают в депрессию, потому что не могут найти работу, или их бизнес идет ко дну, или за неплатежи отняли дом. Они теряют надежду. Опубликованный сегодня опрос института Гэллапа свидетельствует, что почти половина населения страны хотела бы эмигрировать, если бы могла. Гуляя сегодня днем по центру города, можно было подумать, что они это уже сделали.

Мой младший брат Кен эмигрировал в Австралию в начале семидесятых, когда сделать это было легче, чем теперь, приняв тем самым самое удачное решение в своей жизни. По профессии он электрик, в Лондоне работал в большом универмаге в Уэст-Энде и никогда не мог заработать на приличный автомобиль или на достаточно большой дом для растущей семьи. Теперь у него своя строительная фирма в Аделаиде, дом в стиле ранчо в пригороде, гараж на две машины и бассейн.

Пока «Соседи» не пошли в гору, дела у него шли значительно лучше, чем у меня. Причем, заметьте, он всегда был счастливее меня, хотя ему часто приходилось туго. У него от природы веселый нрав. Удивительно, до чего же разными рождаются люди, даже те, чьи гены зачерпнуты из одного котла.

Я поехал на сеанс к Александре прямо из «Риальто» и, описывая ей этот эпизод, позволил слететь с моего языка словам «привилегированный праздношатающийся».

— Почему вы так себя называете? — потребовала она ответа.

— Праздношатающийся, потому что я сидел и пил кофе в середине дня, — ответил я, — а привилегированный, потому что это был мой свободный выбор, а не потому, что мне некуда было себя деть.

— Насколько я помню, — сказала она, — вы говорили мне, что работаете чрезвычайно напряженно, когда пишете сценарии для телевизионного сериала, часто по двенадцать часов в сутки. — Я кивнул. — Разве в оставшееся время вы не можете отдыхать?

— Да, конечно, — согласился я. — Я хочу сказать, что меня поразил контраст между моей жизнью и жизнью лишенных надежды завсегдатаев «Риальто».

— Откуда вы знаете, что у них нет надежды?

Я, естественно, не знал.

— У них был вид отчаявшихся людей?

Я вынужден был признать, что нет. На взгляд стороннего наблюдателя, они, пожалуй, выглядели куда веселей меня — обменивались шутками и сигаретами, притопывали в такт музыки.

— Но при нынешнем спаде, — признался я, — у меня складывается такое ощущение, что я становлюсь богаче, тогда как все остальные вокруг меня становятся беднее. Из-за этого я чувствую себя виноватым.

— Вы чувствуете личную ответственность за спад?

— Нет, конечно нет.

— Насколько я помню, вы говорили, что значительная часть денег поступает к вам из-за границы?

— Да.

— Значит, вы реально вносите положительный вклад в торговый баланс страны?

— Наверное, можно посмотреть на это и так.

— Кто же ответствен за спад, на ваш взгляд?

Я немного подумал.

— Не отдельный человек, конечно. Это комплекс факторов, по большей части никому не подвластный. Но мне кажется, правительство могло бы сделать больше, чтобы ослабить его последствия.

— Вы голосовали за это правительство?

— Нет, я всегда голосовал за лейбористов, — ответил я. — Но… — Я колебался. Внезапно ставки взлетели очень высоко.

— Но что?

— Но втайне я почувствовал облегчение, когда победили тори.

Я никому раньше в этом не признавался, даже самому себе. Меня затопила волна стыда и облегчения оттого, что я наконец-то понял истинную причину своего недостатка самоуважения. Мои ощущения, наверное, были сродни тому, что испытывали пациенты Фрейда, когда наконец ломались и признавались в желании заниматься сексом со своими мамочками и папочками.

— Почему так? — спокойно поинтересовалась Александра.

— Потому что с тори мне не придется платить более высокие налоги, — ответил я.

— Насколько я понимаю, — продолжала Александра, — Лейбористская партия предложила электорату поднять подоходный налог, электорат это отверг, и Лейбористская партия от этой идеи отказалась. Так?

— Да, — ответил я.

— Так из-за чего вы чувствуете себя виноватым? — спросила Александра.

— Не знаю, — ответил я.

Мне кажется, Александра попусту растрачивает на меня свои таланты. Ей бы работать в лондонском Сити, убеждая людей, что Алчность — это хорошо.

Сегодня вечером я взялся было за «Понятие страха» — решил, что начну с книги, название которой кажется мне ближе всего, — но сильно разочаровался. Одного «Оглавления» было достаточно, чтобы отпугнуть меня: