Терапия

Ну, разумеется, об этом даже и речи быть не могло. Оставляя в стороне вопрос о том, хочу ли я, чтобы меня обнимали, и риск, что все это перерастет во что-то другое, я все равно совершенно не могла остаться где- то на всю ночь. Зельда будет страшно волноваться, а если я позвоню ей с какой-нибудь выдуманной историей, она немедленно поймет, в чем дело, она всегда знает, когда я лгу, это одна из ее самых несносных черт. Так получилось, что сегодня утром у нас опять произошла стычка. Да. За завтраком мы страшно поругались из-за мюсли. Не только из-за мюсли, конечно. В последний раз, когда я ходила за покупками, в магазине не оказалось мюсли, которые она любит, и я купила другие. Сегодня утром старые закончились и я поставила на стол новые, Зельда даже не притронулась к ним, потому что туда добавлен сахар. В микроскопических количествах, и к тому же коричневый, полезный для здоровья, заметила я, но она все-таки отказалась, а так как мюсли — это единственное, что Зельда ест на завтрак, кроме кофе, то она пошла в школу на пустой желудок, оставив меня с чувством невероятной вины, чего она, разумеется, и добивалась. На прощание она заявила, что я хочу заставить ее есть сахар, потому что она стройная, а я толстая, «отвратительно толстая» — это ее слова, как вы думаете, она права? Нет, я не про то, что я «отвратительно толстая», я совсем не считаю себя толстой, хотя не отказалась бы сбросить пару фунтов. Я имею в виду, неужели я подсознательно завидую фигуре Зельды? О, вы всегда переадресовываете такие вопросы ко мне. Не знаю. Возможно, чуть- чуть. Но я честно не знала, что в этих проклятых мюсли был сахар.

На чем же я остановилась? Ах да, на Лоренсе. Ну так вот, мне пришлось отказать ему, хотя чувствовала я себя ужасно, он выглядел таким удрученным, у него был такой умоляющий вид, как у собаки, которая просится в дом в дождливую погоду. Я предложила ему принять снотворное, но он ответил, что не хочет, потому что наутро проснется в очень подавленном настроении, а если оно еще усугубится, он опасается, что покончит с собой. Произнося эти слова, он улыбнулся, желая показать, что шутит, но я встревожилась. Он действительно ходил к своему психотерапевту в понедельник, но она не слишком-то ему помогла. Может, тут виноват и сам Лоренс, потому что он ничего не смог припомнить из того, что она ему говорила, когда я спросила его об этом. Не уверена, что вчера вечером он и меня- то слышал. Для него главное высказаться, а не выслушать конструктивный совет. Я чуть не сказала, мол, попробуй сходить к психоаналитику, дорогой, я это де-лаю пять дней в неделю: выплескиваю свою версию произошедшего, ничего не получая взамен. Шучу-шучу, Карл. Да, конечно, я знаю, что подобные шутки — это скрытая форма агрессии…

Ну вот, из огня да в полымя. Салли уехала из дома, и Лоренс теперь там один. Это особняк с пятью спальнями в элитарном жилом районе в пригороде Раммиджа. Я никогда там не была, но он показывал мне фотографии. То, что агенты по продаже недвижимости называют современным стильным жильем. Затрудняюсь определить стиль. Помесь французской фермы с гольф-клубом. Он удобный и внушительный, но не в моем вкусе. Стоит очень далеко от дороги, в конце длинноватой подъездной дорожки, вокруг много деревьев и кустарников. Как-то раз Лоренс сказал мне:

— Там так тихо, что я мог бы слышать, как у меня на голове растут волосы, если бы они у меня были.

Да, он лысый. Разве я об этом не упоминала? Он над этим подшучивает, но мне кажется, его это задевает. Во всяком случае, мне не нравится, что он там один-одинешенек, в этом доме, как горошина в погремушке.

Насколько я поняла, прошедшие выходные закончились весьма плачевно. Салли сказала, что готова к разговору, но что их беседа должна проходить по регламенту, не более двух часов кряду, и только одно заседание в день. Мне это показалось вполне разумным, но Лоренс не может с этим смириться. Он говорит, что колледж недавно направил ее на курсы менеджмента и она пытается обсуждать супружеский кризис, как производственный конфликт, с повесткой дня и перерывами. Он сгоряча согласился на это условие, но, когда наступил решающий момент и два его часа истекли, он не мог остановиться. В конце концов она сказала, что, если он не прекратит ее доводить, она уедет из дома, пока он не возьмет себя в руки. И он по глупости сказал: «Хорошо, уезжай, посмотрим, так ли уж я расстроюсь» или что-то в этом роде, и она уехала. Не сказав куда. И до сих пор не объявилась.