Красные габаритные огни фургона стали меркнуть, а затем и вовсе исчезли. Тишина теперь казалась какой-то обволакивающей. Уэстмор слышал прорывающиеся сквозь нее звуки: шорохи дома, шелест кондиционера. Тиканье часов — где бы они ни были — стало громче и отчетливее. Вдруг он замер. Что это было, стон? Чей-то голос? Он доносился откуда-то из глубин дома. С щелчком открылась и закрылась дверь. Шаги. И снова тишина.
Предчувствия снова накатили на него.
Уэстмор покурил в темноте, выпил еще виски. Бухло и сигареты выматывали его. Сама жизнь выматывала.
Он снова был пьян. К Богу ли он обращал свои мольбы? К тому Богу, в которого он, по собственному утверждению, верил?
Хмель вынуждал двигаться с большей осторожностью, однако у него не получилось…
Он забыл, что оставил тиковую дверь шкафа открытой, и вошел лбом прямо в торец. Боль укусила его словно дикий зверь.
Сознание то меркло, то снова возвращалось к нему. Кровь из раны заливала глаза. Боль теперь напоминала питона, забравшегося в черепную коробку. Какое-то время он полежал на полу, слушая стук в голове. Насколько серьезно он пострадал? Разве не так погиб Уильям Холден[3]? Пьяный, ударился головой, а затем истек кровью, поскольку алкоголь затрудняет свертывание.
Прищурившись, он увидел сквозь туман стоящую перед ним тень.
Тень склонилась над ним.
— Майклз? — пробормотал он. Наверное, это Майклз.
— Нет, — ответила тень. Голос мужской, только какой-то… странный. Словно доносившийся эхом. Силуэт темный, и сияющий одновременно — невозможно такое описать. Тень была…
Какого черта он делает? Шмонает меня?
Рука ощупывала его рубашку. Вытащила из кармана пачку сигарет и зажигалку.
Щелк. На мгновенье вспыхнул огонек. Тень снова выпрямилась, оглядываясь вокруг. Уэстмору было понятно, куда смотрит тень, по горящему кончику сигареты.
Перед лицом у него заклубился дым, и странный голос раздался снова.
— Откуда я знаю, что твоя мать покинула больницу в тот же день, когда родила тебя? Откуда я знаю, что миссис Корелла едва не сбила тебя на своем «жуке», на Стонибрук-Драйв, на следующий день после убийства Кеннеди, и ты тогда еще нагадил в штаны? Откуда я знаю, что раньше ты мечтал о женщинах в церкви, когда был прислужником?
Пауза, и намек на улыбку.
— Должен признать, некоторые цыпочки там были горячими штучками. Но это всего лишь похоть, а похоть — эгоистична. Мелкий грех.
Голос Уэстмора проскрипел, как старое дерево.
— Кто вы?
— Мое имя является кабалистической тайной. Я не могу тебе его назвать. Мое имя — слово, которое ты не в состоянии понять.
Уэстмор с трудом поднялся на ноги и прислонился к длинному столу. Человек стоял у другого края. В лунном свете половина его лица светилась, словно покрытая фосфором. Уэстмор потряс головой, чтобы вернуть зрению ясность.
— Ваше имя…
— Я — ангел. Вот все, что тебе нужно знать.
Уэстмор сполз вдоль края стола еще ниже.
— Ты мне не веришь?
Кончик сигареты на мгновение вспыхнул, затем появилось новое облако дыма.
— Как иначе я узнал бы про все это? Помнишь парня, которого ты хотел убить в армии, за бараками роты «Браво»? Он назвал тебя сосунком, и вы подрались. Ты хотел убить его, Уэстмор. И убил бы, разве не так? Помнишь?
Уэстмор почувствовал тошноту. Он помнил тот случай.
— Но ты не сделал этого. Почему же?
Уэстмор всматривался в тень, одновременно пытаясь разглядеть свое прошлое.
— Я передумал.
— Ошибаешься. Хочешь знать, почему ты этого не сделал?
— Почему?
— Из-за меня. Это я шептал тебе на ухо. Я был твоим благоразумием.
— Правда? — Уэстмор усмехнулся себе под нос.
— Зачем вы это делали? Почему шептали мне на ухо?