Терентий Петрович

И шел устраиваться на новое место.

Несколько раз за эти двадцать с лишним лет ему пришлось переезжать из города в город. Он нарочно выбирал самые дальние концы: из Мурманска в Ташкент, из Одессы в Комсомольск-на-Амуре, из приволжских степей в леса Восточной Сибири. Он хотел своими глазами увидеть всю страну.

Семьи у него не было.

— Что не женишься? — спрашивали его иногда.

— Так… Подожду, — отвечал Терентий Петрович. И уклонялся от разговора.

Его тяготили деревяшки. Была и у него большая любовь. И, как все уж очень большое, она была короткой. Но такой любви достаточно одной на всю жизнь. Девушка умерла. Каменщица, она разбилась, упав с высоты четвертого этажа.

Это был единственный случай, когда Терентий Петрович ушел со стройки, не дождавшись ее окончания.

Говорят, если любовь не удастся, человек не переносит чужого счастья. Терентий Петрович радовался счастью людскому. Ему нравилось видеть влюбленные пары, застенчиво и торопливо целующиеся за грудами кирпича.

Потом весь день исподтишка он наблюдал за ними. Улавливал ту гордость, что сияла во взгляде влюбленных, и, одобрительно пристукивая деревяшкой, бормотал:

— Живите, живите, ребятки. Жить — оно хорошо…

И любовался линиями тянущихся к небу построек.

В такие моменты они ему всегда казались по-особенному красивыми.

Но все это ныне превратилось лишь в воспоминания.

Его сторожки всегда стояли в самой гуще бурлящей жизни, а вот теперь он видит пустынный двор, стройку, где занесены снегом леса, груды не вложенных в дело досок и кирпича, а ветер гуляет в пустых глазницах оконных проемов.

Сторожка, пока он ходил, сильно настыла. Терентий Петрович растопил печку, поставил на нее чайник и задумался.

Этой стройке конец. Следовало бы уйти на другую. Ведь строят же где-нибудь, хотя и война! Более нужное. Но его не уволили. Велели остаться. Здесь много еще материалов, их надо охранять. Бросить без присмотра нельзя. И так — то же, что сидеть у постели больного. За это и деньги получать стыдно.

Он написал на листочке бумаги печатными буквами: «Беру в подшивку валенки» — и прикрепил с наружной стороны двери. Заказчики появились сразу, зима начиналась сурово, а новых валенок в магазинах не было.

Новое ремесло далось Терентию Петровичу очень быстро. И вначале он даже сам удивлялся, как ровно и красиво ложится строчка.

Он не ходил в горсовет получать заработную плату. Ему напоминали. Приходила рассыльная. Терентий Петрович отмахивался:

— Успею, получу. Пока не надо. Пусть тратят на что другое.

Осенью стали приезжать подводы, увозить запасы железа.

Терентий Петрович читал официальные бумажки, скрепленные подписью председателя горсовета, хмурился, нехотя открывал ворота и ревниво следил, чтобы возчики не взяли больше указанного в документе количества.

На фронте по-прежнему было очень тяжело, и радиорепродуктор с болью и горечью сообщал: «…после упорных боев наши войска оставили…»

Зимой подводы забрали кирпич и подчистую весь бутовый камень.

Терентий Петрович особенно внимательно прочитал у возчиков документы.

— Куда возите кирпич, ребята?

— А тут за городом завод новый строить будут.

— Строить! Военный? Пушки делать?

— Нет, вроде комбайны и сеялки. Эвакуированный.

— Н-да. А наш дворец, что: вовсе закрыли? Не слыхали?

— Нет, не слыхали.

Проводив подводы, Терентий Петрович пошел в горсовет. Дождался своей очереди к председателю. Назвался ему. Председатель сразу припомнил:

— А! Про тебя мне говорили. Ты почему же не хочешь получать деньги?

— Обхожусь пока, — ответил Терентий Петрович, — а деньги эти запишите лучше на танки. Я вот по какому делу, только твердо: конец нашей стройке или еще на конец?

— Дворцу пионеров?

— Да.

— Нет, не конец. Замечательный дворец для пионеров построим!

— А железо-то и кирпич по вашим распоряжениям уже весь увезли, — с упреком сказал Терентий Петрович.

— Ну что же, в другом месте сейчас нужнее.

— Вот и я тогда то же самое. Пришел уволиться. Делать там мне нечего, пойду, где нужнее.

— Там много еще разных материалов лежит, — покачал головой председатель горсовета, — без сторожа никан нельзя.

— Возьмите другого.

— А ты что ж? Какая разница?

— А я уж пойду, где строят. Для меня веселее. Вот так.

— Ладно, подумаем, — уклончиво ответил председатель. — Только и ты очень-то не торопись. Побудь на прежнем месте пока. В чем нуждаешься?

— Ни в чем. Живу, как все.

— Где это тебе ноги так? — спросил председатель горсовета.

— Давнее, — сказал Терентий Петрович.

— На производстве? Или в гражданскую — беляки?

— Нет. Немец же. Вернее — кайзер.

— Так. Значит, старые счеты.

— Да. С Гитлером будут новые. За это вот за все. Только мне-то как рассчитаться?

— На войну, что ли, хочется?

— Не дурак, понимаю. Где уж мне на войну! На войну ничего не получится. Так я, из сердца.

— Кто в тылу хорошо работает — все равно что на фронте воюет, — сказал председатель.

— А я вот на боку больше лежу, — с обидой сказал Терентий Петрович, — либо людям валенки сижу подшиваю.