Тереза

— Ты ведешь себя как ребенок! — сказал он. Она смотрела на него во все глаза. — Ведь ее уже нет здесь! — Но поскольку Тереза все еще глядела на него непонимающими глазами, добавил: — Даю честное слово! Я сам только что проводил ее к поезду.

Теперь она все поняла, язвительно расхохоталась и вышла. Макс бросился ей вслед. На темной лестнице он схватил ее за руку.

— Будь любезен, отпусти мою руку, — процедила она сквозь зубы.

— И не подумаю, — ответил он. — Ты просто глупышка. Выслушай же меня. Я ни в чем не виноват. Она не давала мне проходу. Спроси кого хочешь. Я до смерти рад, что она уехала. Сегодня сам собирался рассказать тебе всю эту историю, честное слово.

Макс прижал ее к себе. Тереза заплакала.

— Дитя, сущее дитя, — повторял он. И, крепко держа ее запястье одной рукой, другой гладил ее волосы, щеки, плечи. — Кстати, ты оставила наверху свою шляпу, так что успокойся наконец. Позволь мне хотя бы объясниться, а потом можешь поступать, как хочешь.

Она опять последовала за ним в его комнату. Он рывком посадил ее к себе на колени и поклялся, что всегда любил ее и только ее одну и что «такое» никогда больше не повторится. Она не поверила ни одному его слову, но осталась. Вернувшись под утро домой, она заперлась в своей комнате. Вяло и уныло упаковав свои вещи, она написала несколько сухих прощальных слов матери и дневным поездом укатила в Вену.

23

Первую ночь в Вене Тереза провела в неказистой гостинице неподалеку от вокзала, а на следующее утро, следуя заранее продуманному плану, сразу же направилась в центр города. День был светлый и предвесенний. Повсюду уже продавались фиалки, на многих женщинах были весенние платья. Однако Тереза и в своем простом, но приличном зимнем туалете чувствовала себя хорошо и уверенно, она радовалась тому, что уехала из Зальцбурга и была одна.

Из газеты она загодя выписала себе адреса, где требовалась няня или воспитательница, и теперь весь день, с небольшим перерывом на обед в недорогом ресторанчике, ходила по городу от одного дома к другому. В одном месте ее сочли слишком юной, в другом отказали из-за того, что она не смогла предъявить документа об окончании лицея. Несколько раз ей самой не понравились люди, которые были готовы принять ее на работу, и, наконец, под вечер, совсем выбившись из сил, она решилась наняться к четырем детям от трех до семи лет в семью чиновника.

По сравнению с тем, что она здесь увидела, ее бывшая жизнь дома даже в худшие времена показалась ей прямо-таки роскошной. Вечно голодные дети наполняли нищенскую квартиру лишь шумом, но не радостью. Родители были раздражительные и злобные. Тереза, которой пришлось добавлять на питание собственные деньги, через несколько недель оказалась на бобах и, будучи не в силах далее выносить неприятный тон хозяев, покинула этот дом.

В следующем месте, у вдовы с двумя детьми, с ней обращались как с девочкой на побегушках, в третьем ее вскоре отпугнула невыносимая неопрятность домочадцев, в четвертом — наглые домогательства хозяина дома. Так она еще несколько раз меняла место работы, чувствуя, что иногда из-за ее собственного нетерпения и известной доли высокомерия, находившего на нее временами, и неожиданного для нее самой безразличия к детям, вверенным ее заботам, она перекладывала на них вину в собственном неумении приспособиться к жизни под чужой крышей. Жизнь эта была до такой степени утомительной и полной забот, что Терезе было просто некогда подумать как следует о себе. Однако временами, когда она, лежа на своей узкой кровати возле холодной каменной стены, вдруг просыпалась среди ночи, разбуженная плачем одного из своих подопечных, или когда на рассвете ей не давали спать шум на лестнице и болтовня прислуги, или когда она, уставшая, сидела на скамейке в жалком, маленьком садике с кучей чужих сорванцов, которые были ей безразличны или отвратительны, или же когда она имела возможность побыть одной в детской комнате, случайно обретя желанный досуг, дабы подумать о своей участи, ей, словно при внезапной вспышке света, становилась совершенно ясна вся плачевность ее положения.

Редкие свободные часы после обеда, выпадавшие на ее долю, она от усталости чаще всего проводила там же, где служила, в особенности после того, как самым неприятным образом закончилась единственная ее попытка совершить совместную прогулку с няней из соседнего дома. Эта особа, любившая рассказывать о всевозможных притязаниях, которым она подвергалась в различных семьях со стороны хозяев дома или их сыновей и которые она всегда победоносно отражала, в этот воскресный вечер в Пратере терпеливо сносила самые наглые заигрывания молодых людей любого сорта, а в конце концов стала отвечать им так развязно, что Тереза, улучив минутку, удрала, охваченная внезапным отвращением, и в одиночестве вернулась к себе.

24