Тереза

Под плащ он повесил дорожную флягу с вишневой настойкой, которую всегда брал с собой, отправляясь в путь. Перед тем как войти в горницу, уже положив руку на щеколду, он наказал нашей старой служанке помнить о его наставлениях: поддерживать огонь во всех печах, держать дверь открытой, чтобы услышать, если позовет госпожа Тереза, подавать ей все, что она попросит, — только не еду, потому что ей можно есть лишь по тарелке бульона утром и вечером да немножко овощей, — и ни в чем ей не перечить.

Наконец он вошел в комнату, я — следом за ним. Я уже предвкушал, какие удовольствия меня ждут после его отъезда и как я буду бегать по всему селению со своим другом Сципионом и хвалиться его талантами.

— Ну вот, госпожа Тереза, — сказал он веселым тоном, — вот я и готов к отъезду. Отличная погода для поездки на санях!

Госпожа Тереза сидела, опершись на локоть в глубине ниши, занавески были раздвинуты. Она грустно-прегрустно смотрела в окно.

— Вы едете к больному, господин доктор? — спросила она.

— Да, бедняга дровосек из Данбаха — это в трех лье отсюда — угодил под свои сани на всем ходу. Ранение серьезное и не терпит промедления.

— Каким трудным делом вы занимаетесь! — сказала госпожа Тереза растроганным тоном. — Выезжать в такую погоду, чтобы помочь несчастному, который, быть может, никогда не сумеет отблагодарить вас!..

— Э! Да что там… — ответил дядя, набивая свою большую фарфоровую трубку. — У меня так частенько бывает. Но что вы хотите? Нельзя же оставлять человека — дать ему умереть из-за того, что он беден. Все мы братья, госпожа Тереза, и бедняки имеют такое же право на жизнь, как и богачи.

— Да, вы правы. И все же сколько других на вашем месте сидели бы спокойно у очага и не стали бы подвергать опасности свою жизнь ради единственного удовольствия — сделать добро. — И, вскинув глаза, она с чувством произнесла: — Вы настоящий республиканец, господин доктор.

— Я? Да что вы говорите, госпожа Тереза! — со смехом воскликнул дядя.

— Да, настоящий республиканец, — продолжала она, — человек, которого ничто не остановит, который пренебрегает всеми бедами, всеми неприятностями ради исполнения долга.

— А если вы так понимаете это слово, то я счастлив, что заслужил такое наименование, — ответил дядя. — Но такие люди существуют во всех странах и государствах на свете.

— Значит, господин Якоб, они все республиканцы, хотя и не помышляют об этом.

Дядя невольно улыбнулся.

— У вас на все есть ответ, — сказал он, запихивая пачку табака в обширный карман плаща, — вас не переспоришь!

Наступило недолгое молчание. Дядя высек огонь. Я обхватил руками голову Сципиона и твердил про себя: «Вот я держу тебя… и ты побежишь за мной… Мы вернемся пообедать, потом снова убежим…» Лошадь по-прежнему ржала на улице. Госпожа Тереза снова принялась смотреть на хлопья снега, которые всё вились за стеклом, а дядя кончил разжигать трубку и вдруг сказал:

— Меня не будет до вечера, но Фрицель составит вам компанию, и время для вас не будет идти так медленно.

Он взъерошил мне волосы. Я покраснел как рак, и госпожа Тереза, глядя на меня, улыбнулась.

— Нет, нет, господин доктор, — сказала она, и в ее голосе звучала душевная доброта, — мне ничуть не будет скучно одной. Пусть Фрицель побегает со Сципионом, это им полезно, и, кроме того, им больше нравится дышать свежим воздухом, чем сидеть взаперти в комнате. Не правда ли, Фрицель?

— О да, госпожа Тереза! — ответил я с глубоким вздохом.

— Как, и тебе не стыдно так отвечать? — вскричал дядя.

— Что вы, господин доктор! Фрицель совсем как маленький Жан: он говорит то, что думает. И он прав. Ступай, Фрицель, бегай, забавляйся, дядя отпускает тебя.

О, как я полюбил ее за это, какая у нее была добрая улыбка! Дядя засмеялся. Он взял кнут, поставленный у дверей, и, вернувшись в комнату, сказал:

— Ну, госпожа Тереза, до свиданья и будьте бодры!

— До свиданья, господин доктор, — промолвила она с растроганным видом, протягивая ему свою тоненькую длинную руку, — счастливого пути, и да благословит вас небо!

Несколько секунд они не разнимали рук, словно задумавшись, а потом дядя сказал:

— Я вернусь вечером, в седьмом часу, госпожа Тереза. Не теряйте веры, не беспокойтесь: все будет хорошо.

Мы с ним вышли. Он вскочил в сани, закутал колени плащом и, тронув Призыва кнутом, крикнул мне:

— Веди себя хорошо, Фрицель.

Сани бесшумно заскользили, поднимаясь вверх по улице. Люди, поглядев в окно, должно быть, думали:

«Уж, верно, доктора Якоба позвали к тяжелому больному. Иначе он бы не поехал в пургу».

Когда дядя скрылся за поворотом улицы, я толкнул дверь в сени, вернулся и, усевшись у печки, стал уплетать похлебку. Сципион смотрел на меня, топорща длинные усы, время от времени облизываясь и моргая. Как всегда, я дал ему похлебку в плошке, И он стал лакать степенно, без всякой алчности, не то что другие деревенские собаки.

Мы покончили с едой, и я уже собрался убежать, когда Лизбета, после уборки вытиравшая руки полотенцем, спросила меня из-за двери:

— Скажи-ка, Фрицель, ты остаешься дома?

— Нет, я иду к Гансу Адену.