Тереза Батиста, уставшая воевать

Тереза, ничего не зная об участии доктора Эмилиано Гедеса в её судьбе, договорилась с Габи — та посетила в тюрьме и посочувствовала ей — о своей дальнейшей жизни в её пансионе, а оказавшись в монастыре, сбежала оттуда и явилась к Габи.

Доктор Амарилио поспешил в комнату. Тереза зажгла стоявшую рядом с креслом, в котором любил сидеть Эмилиано, большую лампу. Под её абажуром Эмилиано не раз читал свернувшейся у его ног Терезе разные книги. Врач дотронулся до тела усопшего — бедная Тереза! Тереза была отсутствующей, перед её мысленным взором чередой проходили годы, минута за минутой.

7

Врач Амарилио Фонтес, смешливый старик и обжора, который всем прописывал диету, а сам пожирал всё подряд и в огромных количествах, за шесть лет стал близким другом Эмилиано Гедеса и непременным сотрапезником за его богатым и хорошо сервированным Терезой столом; он приходил полакомиться каждый приезд Эмилиано Гедеса в Эстансию, участвуя в завтраках и обедах, с которыми могли соперничать разве что в доме Нассименто Фильо, однако французские вина и ликёры у доктора были вне конкуренции. А Эмилиано Гедес бывал теперь в Эстансии часто и даже как-то сказал доктору: «Как-нибудь, мой дорогой Амарилио, я приеду и останусь здесь навсегда — нет другого края, где можно было бы лучше провести старость».

У двери Амарилио Фонтес для проформы хлопнул в ладоши, но вошёл, не ожидая приглашения: его очень встревожил ночной вызов. Когда крепкие, не болеющие, как правило, люди заболевают, то это дело не шуточное. Услышав хлопки, Тереза поднялась и пошла навстречу доктору. Увидев Терезу, доктор встревожился ещё больше.

— Что-то серьёзное, кума? — Так по-дружески он называл её. За её здоровьем следил тоже он. Со стороны кухни слышались приглушённые голоса Лулу и Нины. Тереза пожала протянутую доктором руку:

— Сеньор Эмилиано скончался.

— Что?

8

Приехав в Кажазейрас-до-Норте и узнав, что Тереза находится в пансионе Габи, доктор Эмилиано Гедес пришёл в крайнее раздражение и решил ничего не менять в избранной ею самой судьбе — сострадания она у него не вызывала. Надо же, он, доктор Эмилиано Гедес, обратился к способному и ловкому адвокату, вынудив его поехать за ней в другой город и вызволить её из тюрьмы, чтобы спрятать в надёжном месте, а эта идиотка, вместо того чтобы дожидаться его, поспешила сбежать в дом терпимости. Ну так пусть там и останется!

В основном-то доктор был раздражён не столько поступком Терезы, сколько тем, что обманулся, посчитав её достойной его внимания и покровительства. Ведь, когда он увидел её на ферме Жустиниано, ему показалось, что блеск чёрных глаз девчонки был не только выразительным, но и особенным. Позже рассказ о событиях в доме Жустиниано, путано и пристрастно звучавший в устах Беатрис и Эуста-кио, подтверждал его первоначальное впечатление. Но, как видно, он ошибся и права была кузина Беатрис, трогательная в своём материнском горе: девчонка оказалась обыкновенной потаскухой. И блеск её глаз был случайным солнечным зайчиком. Ничего не поделаешь!

Имея способность видеть людей насквозь при первом знакомстве, доктор руководствовался ею при подборе людей, которыми он занимался, будучи землевладельцем, предпринимателем и банкиром, и ощущал от того удовлетворение, но если случалось ошибиться, то старался скрыть своё разочарование, что получалось у него с трудом, и в данном случае выместить свою досаду на ком-то ему было просто необходимо. Доктор Эмилиано направился в префектуру, где на втором этаже располагался суд. Но там нашёл только секретаря, который, увидев пришедшего, разве что не попросил благословения.

— Какая честь, доктор! Судья ещё не пришёл, но я сейчас же сбегаю за ним, почтеннейший живёт в пансионе Агриппины, здесь близенько. Как его зовут? Доктор Πио Алвес, он был судейским чиновником в течение многих лет, в конце концов был назначен судьёй в Барракан.

Поджидая судью, доктор разглядывал из окна невзрачную панораму городка, и раздражение его нарастало: он не любил, когда его не слушались и когда он обманывался в людях. Разочарования одно за другим накапливаются в жизни.

Важно, с озабоченным видом и подёргивающейся губой в помещение вошёл судья доктор Пио Алвес, как всегда, готовый к обидам. Постоянная жертва несправедливости, всегда теснимый на задний план, вечно вынужденный уступать место какому-нибудь протеже, он считал себя жертвой заговора духовенства, правительства и народа, объединившихся для того, чтобы наносить ему на каждом шагу удар за ударом. Он судил с упрямым, недовольным видом, выносил тяжкие приговоры, был безразличен ко всему на свете, кроме буквы закона. Когда взывали к его пониманию, состраданию, милосердию и прочим человеческим чувствам, он высокопарно отвечал, что его сердце — хранилище законов и оно подвластно известной аксиоме dura lex, sed lex! [28]