Тереза Батиста, уставшая воевать

Но если уважаемый захочет всё же прочесть «Последний подъём доктора, умершего в час любви», то должен заплатить не только деньгами, но и страхом. Давайте банкноту в пятьсот крузейро, и я вам уступлю один экземпляр, единственный, что сохранил я из любви к другу, а неиз-за денег. В моём сборнике всё чистая правда, я не трачу времени на глупости. Не препоручаю душу доктора дьяволу, не говорю, что Тереза сошла с ума и бросилась в реку, как это делают другие, выдумывая, конечно. Я рассказываю правду, и всё; для доктора подобная смерть — благословение Божие; а вот смерть, свалившая на Терезу, — дело тяжёлое и неблагодарное!

Писал, как понимал, я, Купка из Санто-Амаро, тот, что во фраке и котелке стоит напротив подъёмника Ласерды и продаст своё вдохновение и стихи.

25

— Ну и ну! Как же этот субъект похож на доктора Эмилиано Гедеса, ну просто близнец… — удивился Валерио Гама, коммерсант из Итабуны, уехавший из Эстансии ещё подростком, а теперь в сорокалетнем возрасте вернувшийся сюда, чтобы повидать родственников.

— Да какой же близнец, это он сам, прогуливается с очаровательной девушкой, — пояснила ему двоюродная сестра Дада. — Доктор вот уже несколько лет содержит здесь любовницу — честь для нашего города…

— Не шутишь?…

— Ты никогда не слышал, брат, что воды Пиауитинги столь чудодейственны, что восстанавливают силы? Так вот, старик стал здесь молодым человеком. — Она это говорила, явно подтрунивая, но без злого умысла; Эстансия — город гостеприимный и сообщнический, здесь даже старые ханжи смотрят на любовников и любовные дела со снисхождением.

Коммерсант решил совершить долгую прогулку, чтобы проверить сказанное любительницей посплетничать. Невероятно! Доктор Эмилиано и Тереза медленно поднимались вверх по улице, наслаждаясь вечерним ветерком. Поравнявшись с ними, Валерио Гама открыл рот: Господи, а сестра-то не выдумала, это действительно был не кто иной, как доктор Эмилиано Гедес, сопровождаемый совсем молодой и очень аппетитной женщиной по улицам Эстансии. Раскрыв рот и смутившись, коммерсант поднёс руку к шляпе, чтобы приветствовать банкира. Доктор ответил на приветствие:

— Добрый вечер, Валерио Гама, решили навестить родные края? — У Эмилиано была великолепная память па лица и имена тех, с кем когда-то он был в каких-нибудь отношениях: Валерио был клиентом банка.

— Да, доктор, ваш слуга — здесь и там.

Вид у коммерсанта был обалдевший, и это вызвало улыбку Терезы и слова:

— Он выглядел, словно увидел привидение…

— Привидение — это я, Валерио до сих пор видел меня только в банке, при галстуке, обсуждающим сделки, и вдруг столкнулся со мной в Эстансии, фланирующим по улице в спортивной рубашке вместе с такой красивой женщиной, это за пределами представления коммерсанта из Итабуны. Когда он туда вернётся, ему будет о чём рассказать.

— Может, вам лучше не выходить со мной так часто?

— Не будь глупой, Сладкий Мёд. Я не собираюсь из-за чьих-то пересудов отказываться от удовольствия гулять с тобой. Мне это безразлично и совсем не трогает. Все обращают внимание, Тереза, из зависти, что ты — моя. Если бы я захотел, чтобы полмира умерло от зависти ко мне, я бы привёз тебя в Баию, в Рио — вот было бы разговоров. — Он засмеялся и опустил голову. — Но я эгоист и не выставляю напоказ, чем владею, пусть то будет человек или вещь. Я их хочу иметь исключительно для себя.

Он подал руку Терезе, чтобы помочь спуститься вниз.

— Вообще-то я совершаю преступление, что держу тебя в Эстансии запертой в четырёх стенах, почти пленницей. Не так ли, Тереза?

— Я здесь ни в чём не нуждаюсь и счастлива. Взять с собой, чтобы показать всем? Упаси Боже, нет; не надо. Капитан любил вызывать зависть, показывая своих бойцовых петухов, лошадей, немецкий пистолет, ожерелье из колец. И даже Терезу на петушиных боях, чтобы подразнить своих партнёров и вызвать алчный блеск в глазах. Неужели сеньор в этом похож на капитана?

— Я хочу тебя только для себя самого.

Друзья за ужином, купание в Пиауитинге, вечерняя прогулка по мосту через реку Пиауй, пристань. Для неё этого достаточно, и даже если бы она была вынуждена оставаться дома взаперти, это не имело бы значения. Слышать, что она ему нужна, — вознаграждение за любое ограничение.