Тереза Батиста, уставшая воевать

Ах! Тереза, ни один из них не сказал мне спасибо. Ни братья, ни члены семьи — ни один! — ни супруга, ни дети. Зря потраченное время, напрасно приложенная сила и напрасный труд. Никто не оценил ни его усилий, ни интересов, ни страсти, ни дружбы, ни любви. Напрасны были несправедливости, попрание законов, сила, слёзы и отчаяние многих, и даже кровь, в том числе и твоя. Это для них я принёс тебя и нашего ребёнка в жертву. Зачем всё это, Тереза?

32

Любезным голосом врач Амарилио подсказывает дорогу прибывшим:

— Сюда, пожалуйста.

В дверях спальни возникает крупная фигура смуглого молодого человека, почти такого же высокого, как доктор, и такого же красивого и статного, но в его глазах хитрый огонёк, а на губах похотливая улыбка. Он силён и слаб, благороден и вульгарен, скрытен, но делает вид, что открыт всему и всем. Смокинг на нём из модного магазина, он — весь праздник, роскошь, жизнь бездельника.

Почти исчезнувший за фигурой прибывшего врач представляет его Терезе:

— Тереза, это сеньор доктор Тулио Бокателли, зять Эмилиано.

Да, ты прав, Эмилиано: достаточно его увидеть, чтобы признать в нём альфонса. Именно такого, из высшего общества, Тереза ещё никогда не видела, но все они, из какого бы круга ни были и чем бы ни занимались, имеют нечто общее, неуловимое, но понятное тому, для кого проституция была профессией.

— Добрый вечер… — Итальянский акцент и скорбный тон.

Хищные глаза задерживаются на Терезе, они её оценивают. Красивее, гораздо красивее, чем ему говорили, мадонна — метиска, великолепная девчонка, Эмилиано умел выбирать и охаживать, да, у него были основания прятать её здесь, в Эстансии. Он переводит взгляд на тестя, открытые глаза покойника заставляют сомневаться, мёртв ли он. Холодный взгляд острых глаз доктора пронизывал насквозь, видел всё, и Тулио ни разу не удавалось обмануть его. Эмилиано с ним был всегда предельно любезен, но никогда не шёл на сближение, даже тогда, когда тот показывал себя неплохим администратором, способным управлять делами и делать деньги. С первого дня их знакомства Тулио видел в глазах Эмилиано к себе одно пренебрежение, а может, и презрение. Глаза чистые, голубые, непрощающие. И угрожающие. На заводе Тулио всегда чувствовал себя беспокойно: а что, если этот старый мерзавец прикажет одному из своих телохранителей убрать его? Мягко стелет, жёстко спать; у него за плечами не одна смерть. Вот и сейчас тесть смотрит на него с отвращением. Именно с отвращением, а не как-либо иначе.

— Sembra vito it padrone[32].

Кажется живым, но он мёртв, патрон кончился, наконец-то он, Тулио Бокателли, — богатый человек, сверхбогатый, но это стоило ему наглости, цинизма и терпения.

Из гостиной доносятся голоса мужчин и женщин, среди них слышен голос падре Винисиуса. Тулио входит в спальню, пропуская вперёд Апаресиду Гедес Бокателли. Вырез бального платья открывает пышную грудь и спину целиком. Апа — вылитый отец: то же чувственное лицо, сильная, почти агрессивная, красота, рот жадный, как у Эмилиано, но у того рот прикрыт пышными усами. Достаточно взволнованная Апаресида идёт к отцу неверным шагом, покачиваясь. Нет, на балу она не пила, вернее, пила, но мало, танцевала со своим постоянным партнёром Олаво Биттенкуром, молодым врачом-психоаналитиком, последней её любовью. Апа любит менять мужчин. Но, пока они ехали в Эстансию, она выпила почти целую бутылку виски.

Её поддерживает Олаво. Подойдя к телу отца, плохо освещённому пламенем свечей, она падает на колени возле кровати и стула, на котором сидит Тереза.

— Ах, папочка!

Несмотря на то что она твоя дочь, ты, Эмилиано, относился к ней без снисхождения, называя её точным и грубым словом — потаскуха, но винить её не винил, а винил свою кровь и свой род. Ах, лучше бы она родилась мужчиной!

Из груди Апаресиды рвутся рыдания: ах, папочка! Она протягивает руки и касается отца: ты стал грустным, не брал меня к себе на колени, не гладил мою голову и не называл меня королевой, как, бывало, раньше, когда ты стерёг мой сон и судьбу. Ах, папочка!

Склонившись к ней, стоит молодой знаток неврозов и комплексов, готовый помочь таблеткой, инъекцией, влюблённым взглядом, пожатием руки, поцелуем. Стоя в углу, Тулио следит за Апаресидой, но не подходит к ней. Нет, он не безразличен к переживаниям жены, но он знает, что в такие минуты ей более полезен врач и любовник, а не муж, знает прекрасно, и ему это даже удобно. А ещё лучше, если врач, и любовник, и партнёр по танцам — этот убогий тип, воображающий себя неотразимым, — соединены в одном существе. В деликатных делах Тулио Бокателли тонок и деликатен.

И всё же заплаканные глаза Апаресиды ищут поддержки и опоры не у любовника, а у мужа. Ведь если и существует кто-нибудь, способный вести её жизненный корабль и обеспечить ей продолжение праздника жизни, то это он, сын портье дворца графа Фассини в Риме, Тулио Бокателли, и никто другой. Он улыбается Апаресиде: у них один интерес, такой же сильный, как любовь, — прибыль.

Из столовой доносится шум голосов, среди них громкий женский: