Тереза Батиста, уставшая воевать

— Только после полуночи. Это от меня не зависит. Счастье, что ещё не пожаловал Живоглот со своей маконьей, но это может случиться в любой момент. Далмо Кока участвовал в облаве на Баррокинье — Вава знает и об этом. Была там и Тереза, но она не арестована. Чудом. Обуреваемый противоречивыми чувствами: подозрительностью и злобой, самолюбием и любовью, — Вава, сидя в кресле-каталке, следит за ходом событий и поглядывает на часы.

В баре «Цветок Сан-Мигела» Нилия Кабаре, высокая, стройная, популярная в зоне и за её пределами, компанейская девица, большая любительница кутнуть, не раз попадавшая в тюрьму за скандалы и неуважение к властям, заявляет:

— Так вот, знайте все: пока женщины не вернутся в Баррокинью, я свою корзинку закрываю. Ни одного мужчины, ни за какие деньги! И призываю всех сделать то же самое. Корзина закрыта, как на Святую неделю!

Немец Хансен встаёт, целует Нилию Кабаре в щёку. Тут же за столиками сидящие в ожидании клиентов женщины объявляют о своей солидарности с Нилией. Та берёт у хозяина бара амбарный замок и прикрепляет его к юбке в том самом месте. Все выходят на улицу, говорят о своём решении. С ними несколько поэтов, иностранцы, бродяги, рисовальщик Камил — любовник Аналии.

Закрывайте корзину все и сейчас же, наступило новое время, время покаяния проституток, конец которому придёт тогда, когда девицы Баррокиньи вернутся в свои дома. Вот тогда на устах с «аллилуйей» они вновь откроют свои корзины. Решение принято и изменению не подлежит.

Проститутки вскакивают со своих рабочих мест, оставляя одержимых любовью клиентов несолоно хлебавши, и закрывают корзины.

28

В пекарне Тереза рассказывает Алмерио о событиях, предшествовавших вторжению полиции игр и нравов в Баррокинью. Кое о чём тот уже знал из газет. По его мнению, Тереза сегодня не должна возвращаться в «Цветок лотоса». Она на примете у полиции, ей надо остерегаться злобного Живоглота. Лучше бы ей переночевать здесь, в комнате Зекеса, ведь даже в доме Фины она может стать жертвой произвола полицейских агентов, способных на всё. Но Тереза отвергает предложение. Взглянув на ребёнка, лежащего в новой кроватке, она прощается.

— Разреши, провожу до дома.

Нет, и этого не надо, она ещё не идёт домой. Сначала ей нужно получить ответ Вавы. Сейчас четверть первого, самое время.

— Если никто не переселится, полиция ничего не сможет сделать. Надо себе представить, какие вытянутые будут у них рожи — у них, привыкших всем и всеми помыкать!

Алмерио не разделяет энтузиазма Терезы. Зачем она лезет в склоку, не её это дело, у неё своих бед хватает, неужто мало? Кто знает, может, сражаясь с полицией, ей удастся забыть их и корабль «Бальбоа» — этого бродячего цыгана, на котором ушёл любимый Жану!

— Тогда я провожу тебя до Вавы.

У дома Вавы Алмерио подаст руку Терезе, чтобы помочь ей выйти из такси, но тут к ним подбегает группа женщин и кричит что-то непонятное:

— Закрывай корзину! Закрывай корзину! Тереза поднимается по лестнице.

Алмерио не уходит, держит такси. Женщины приближаются, к юбке одной из них в том самом месте прикреплён замок, она смахивает на тронувшуюся. Шофёр качает головой: чего только не наслушаешься в этом мире. Надо же, решили праздновать Святую неделю в конце года?! Видать, много хлебнули.

Вава любуется красотой Терезы, сдерживает слова любви, готовые сорваться с его губ. Вава влюбляется молниеносно, но движется к цели медленно, ему доставляют удовольствие каждое мгновение общения, слово, жест. Он терпеливо ухаживает. У него нежное, романтическое сердце. Но в данном случае любви сопутствуют другие интересы, и Вава не намерен открывать своё сердце, прежде чем бог Эшу не одобрит его действий. Однако взгляд выдаст Ваву, он пожирает Терезу глазами. Отец Нативидаде должен скоро прийти. Местре Жегэ поехал за ним.

— Подожди немного, не вини меня. Я знаю, что ты была в Баррокинье. Что ты там делала? Зачем рискуешь?

— Я пришла слишком поздно, а надо было там быть с самого начала. Ведь это я говорила им, чтобы они не переезжали.

— Ты безрассудна. Но мне нравятся легковоспламеняющиеся натуры.

— Арестовано женщин двадцать, среди них хозяйки пансионов.

— И их избивают. Этого ты хотела?

— А что, лучше со всем согласиться и переселиться в грязные дома? Так? Полиция не будет держать их в тюрьме всю жизнь!

Неожиданно ушей их достигают шум, шаги, топот, смех — по лестнице идёт много народу. Вава напрягает слух: что там происходит? Шум становится громче, различимее, шумят как на нижнем этаже, так и на верхнем. В дверях появляется Грета Гарбо, он сильно возбуждён.

— Вава, женщины уходят, оставляют клиентов. Говорят, что закрывают корзины из-за побоища в Баррокинье, они как одержимые… — Он говорит прерывисто, нервно жестикулируя.

Глаза Вавы налились, он переводит недоверчивый взгляд с Греты Гарбо на Терезу, обман и надувательство ему видятся повсюду.

— Оставайся здесь, я сейчас…

Он крутит колёса кресла-каталки, направляя его в гостиную, Грета Гарбо сопровождает его.

— Что это вы надумали? Куда вы?