Тереза Ракен. Жерминаль

— Господин Грегуар, — прервала его г-жа Энбо, — скушайте, пожалуйста, еще кусочек форели… Очень нежная рыба, не правда ли?

Директор продолжал:

— Но… скажите на милость, разве это наша вина? Мы сами жестоко пострадали… Заводы закрываются один за другим, и нам теперь невероятно трудно сбывать запасы угля. Поскольку спрос на уголь все уменьшается, мы просто вынуждены снижать себестоимость… А рабочие не желают этого, понять.

Наступило молчание. Лакей обносил всех жареными куропатками, а горничная наливала гостям шамбертен.

— В Индии голод, — сказал Декелей вполголоса, словно говорил с самим собой. — Америка больше не дает нам заказов на чугун и сталь, и этим нанесем жестокий удар нашим доменным печам. Все между собою связано, достаточно одного отдаленного толчка, чтобы поколебалось равновесие во всем мире… А империя так гордилась этой промышленной горячкой!

«Жерминаль»

Он принялся за куропатку. Потом сказал громче:

— Хуже всего то, что для понижения себестоимости надо производить больше, а иначе приходится снижать расходы за счет заработной платы. И рабочие с основанием могут сказать, что их заставляют расплачиваться за хозяйские убытки.

Такое признание, вырвавшееся у этого, откровенного человека, вызвало спор. Дамам было скучно. Впрочем, каждый уделял немало внимания своей тарелке, так как у всех разыгрался аппетит. Выходивший из столовой лакей вдруг возвратился и, видимо, хотел что-то сказать, но не решался.

— Ну, что там? — спросил г-н Энбо. — Если депеши, принесите сюда… Я жду ответов.

— Нет, сударь. Пришел господин Дансар, ждет в прихожей. Не хочет вас беспокоить.

Извинившись перед гостями, директор велел позвать старшего штейгера. Тот вошел и остановился в нескольких шагах от стола; все повернулись и смотрели на рослого, запыхавшегося Дансара, очевидно прибежавшего с важными новостями. Он сообщил, что в рабочих поселках все спокойно; но к господину директору придет делегация, — это дело решенное. Может быть, она будет здесь через несколько минут.

— Хорошо. Благодарю вас, — сказал г-н Энбо. — Прошу делать доклад ежедневно: утром и вечером. Поняли?

Лишь только Дансар вышел за дверь, опять начались шуточки, все набросились на «русский салат», говоря, что нельзя терять ни минуты, а иначе так и не успеешь его поесть. Но все особенно развеселились и смеялись до упаду, когда Негрель попросил у горничной хлеба, а она ответила: «Пожалуйста, сударь», — так тихо, с таким испуганным лицом, как будто за ее спиной стояла целая шайка бунтовщиков, готовых резать, грабить, насиловать.

— Можете говорить громко, — снисходительно сказала г-жа Энбо, — они еще не пришли.

Директору принесли пачку писем и депеши, и одно из писем он пожелал прочесть вслух. Это было письмо Пьерона, который в почтительных выражениях сообщал, что он вынужден принять участие в забастовке, а иначе рабочие расправятся с ним; кроме того, он уведомлял, что не мог отказаться и вошел в состав делегации, хотя очень осуждает такое выступление.

— Вот вам свобода труда! — воскликнул г-н Энбо. Все опять заговорили о забастовке и спросили его мнение.

— О-о! — ответил г-н Энбо. — Нам не привыкать. Знаем мы эти забастовки: неделю, ну, самое большее две недели, будут лодырничать, как в прошлый раз. Будут шататься по кабакам. А когда наголодаются, вернутся в шахты.

Денелен покачал головой.

— Нет. Я не могу смотреть на все это так спокойно… На этот раз они, по-видимому, лучше организованы. Нет ли у них кассы взаимопомощи?

— Есть. Но в этой кассе три тысячи франков, не больше. Далеко ли они с этим уйдут? Подозреваю, что вожаком у них стал некий Этьен Лантье. Он хороший работник. Мне жаль будет уволить его, как я уволил когда-то их знаменитого Раснера, который продолжает, однако, отравлять рабочих Ворейской шахты своими идеями и своим пивом… Ну, все равно. Через неделю половина наличного количества рабочих спустится в шахту, а через две недели и все десять тысяч встанут на работу.

В этом г-н Энбо был твердо убежден. Беспокоила его только возможная немилость правления, если на директора возложат ответственность за забастовку. С некоторого времени он чувствовал, что к нему меньше благоволят. И вот, отодвинув тарелочку с салатом, который он положил себе, г-н Энбо еще раз перечитал депеши, полученные из Парижа в ответ на его сообщения, и старался проникнуть в скрытый смысл каждого слова. Гости извиняли его, — ведь завтракали, можно сказать, по-военному, — закусывали на поле боя перед первыми выстрелами.