Тереза Ракен. Жерминаль

В четыре часа утра луна зашла, настал непроглядный мрак. У Денеленов все еще спали; двери и окна были заперты, старый кирпичный дом, отделенный от шахты Жан-Барт большим запущенным садом, стоял немой и мрачный. Другой, стороной он выходил на дорогу к Вандаму — большому селу, расположенному за лесом, километрах в трех.

Денелен, сильно уставший, так как вчера он почти не выходил из шахты, крепко спал, повернувшись лицом к стене. Вдруг ему приснилось, что его кто-то зовет. В конце концов он проснулся и, наяву услышал голос, окликавший его из сада, вскочил с постели и отворил окно. Он увидел одного из своих штейгеров.

— Что случилось? — спросил Декелей.

— Господин Денелен, рабочие взбунтовались. Половина смены отказалась работать и другим не дает спуститься в шахту.

Спросонок Денелен ничего не понял, в голове у него гудело. От промозглой сырости его стало знобить, словно от ледяного душа.

— Заставьте их спуститься, черт побери! — заикаясь, пробормотал он.

— Они целый час буянят, — продолжал штейгер. — Вот мы и решили вас позвать. Может, вам удастся их образумить.

— Хорошо. Сейчас иду.

Он быстро оделся. Голова была теперь совершенно ясная. Тревога отогнала сои. Как уйти из дому? Ни кухарка, ни слуга не пошевелились, воры свободно могут забраться в дом. Но с другой стороны лестничной площадки послышалось испуганное перешептывание, и, когда он вышел из спальни, отворилась дверь из комнаты дочерей, и они обе появились в белых капотах.

Люси, старшей дочери, высокой статной брюнетке, было двадцать два года, а младшей, Жанне, едва минуло девятнадцать; миниатюрная, с золотистыми косами, она была изящна, миловидна и ласкова.

— Отец, что случилось?

— Ничего серьезного, — ответил Денелен, чтобы успокоить дочерей. Кажется, там расшумелись какие-то буяны. Пойду посмотрю.

Но дочери взволновались и заявили, что не пустят его, пока он не выпьет чего-нибудь горячего. Иначе он непременно расхворается — ведь у него такай больной желудок. Отец отнекивался, заверял честным словом, что очень торопится.

— Слушай, — сказала наконец Жанна, обвив руками его шею. — Ну хоть выпей стаканчик рома и съешь два сухарика. А не послушаешься, так и буду висеть у тебя на шее, и тащи тогда меня с собой.

Денелену пришлось покориться, хотя он клялся и божился, что никакие сухари и печенья ему не полезут в глотку. Дочери побежали вниз по лестнице впереди него, каждая со свечой в руке. В столовой они принялись ухаживать за отцом — одна налила ему рому, другая сбегала в буфетную за сухариками:

Потеряв мать в раннем детстве, они росли, предоставленные сами себе, и воспитывались плохо, так как отец баловал их; старшая мечтала стать оперной певицей, а младшая безумно любила живопись и, как художница, отличалась весьма смелой манерой. Но когда у отца дела пошатнулись, начались денежные затруднения и нельзя было, как прежде, жить на широкую ногу, у девушек, Казавшихся экстравагантными особами, вдруг пробудились задатки весьма бережливых и сметливых хозяек, которые мигом обнаружат в счетах лавочников даже грошовые ошибки. При всех своих мальчишеских повадках они теперь сами стали в доме казначеями, берегли каждое су, торговались с поставщиками, не Шили себе новых нарядов, без конца переделывали свои старые платья и сумели наконец добиться, чтобы все в доме имело приличный вид, хотя нужда в семье с каждым днем возрастала.

— Покушай, папа, — твердила Люси.

Она заметила, что отец угрюмо молчит и не может скрыть своей озабоченности, и ей опять стало страшно.

— Значит, что-то важное, раз ты так хмуришься?.. Скажи по правде. Мы тогда останемся дома, с тобой. На этом завтраке прекрасно обойдутся и без нас.

Она имела в виду предполагавшееся в тот день развлечение. Г-жа Энбо должна была заехать сперва к Грегуарам, а потом за сестрами Денелен и повезти их в своей коляске в Маршьен к супруге директора литейного завода, которая их всех пригласила к себе на завтрак. Воспользовавшись случаем, можно было побывать в цехах, поглядеть на доменные печи и коксовые батареи;

— Ну конечно, мы останемся! — заявила в свою очередь и Жанна.

Но отец рассердился:

— Что вы это выдумали! Я же говорю, ничего серьезного… Доставьте мне удовольствие, забирайтесь опять в постель, поспите, а к девяти часам будьте готовы и поезжайте, как было условлено.

Он поцеловал дочерей и быстро вышел. Сапоги его звонко стучали в саду по подмерзшей земле.

Жанна старательно заткнула пробкой бутылку с ромом, а Люси заперла сухарики в буфет. Кругом царила холодная, чопорная опрятность, отличающая столовые, в которых трапезы не блещут обилием. Воспользовавшись ранним часом, девушки произвели смотр — все ли вечером было прибрано, нет ли какого беспорядка. Обнаружив валявшуюся на столе салфетку, решили побранить за это слугу. Наконец обе поднялись к себе в спальню.