Тереза Ракен. Жерминаль

— Ну понятно, в лесу под деревьями куда прохладнее, — ответил Шаваль. Трудно тебе на этой шахте, я знаю, бедняжка ты моя!

Она была тронута его сочувствием и стала бодриться:

— Да, тут плохое расположение. И нынче еще такой воздух испорченный… Но вот погоди, сейчас увидишь — я вовсе не дохлый змееныш. Раз взялся за работу, так работай, верно? Я лучше помру, а свое дело сделаю.

Наступило молчание. Обняв Катрин одной рукой, он прижимал, ее к своей груди, чтоб она не простудилась на сквозняке. А Катрин хоть и чувствовала, что она уже в силах вернуться к работе, с наслаждением, длила минуты забытья.

— Только вот мне очень хочется, — вполголоса промолвила она, — очень хочется, чтобы ты был поласковее… Ведь так хорошо, когда люди любят друг друга.

И она тихонько заплакала.

— А я разве не люблю тебя? — рявкнул Шаваль. — Ведь я же взял тебя к себе.

Она ничего не ответила, только покачала головой. Часто бывало, что мужчины сходились с женщинами, чтобы обладать ими, но нисколько не заботились об их счастье. Слезы ее стали теперь горючими, — так тяжело было думать, что она могла бы жить счастливо, если бы попался ей другой, добрый парень, который всегда вот так бы защищал ее крепкой своей рукой. Другой, добрый? И в этот миг душевного смятения перед нею вставал смутный образ другого. Да что же вспоминать? Все кончено, теперь у нее было лишь одно желание — прожить до конца дней своих вот с этим человеком, только бы он не мучил ее.

— Пожалуйста, — сказала она, — пожалуйста, постарайся быть иногда таким, как сейчас.

Разрыдавшись, она не могла говорить, и он снова поцеловал ее.

— Глупенькая! Ладно! Ей-богу, вот клянусь, не стану больше обижать тебя! Или я хуже других? А?

Она смотрела на него и улыбалась сквозь слезы. Может быть, он и прав. Где встретишь счастливых женщин? И хоть она не очень верила его клятве, было так радостно видеть его ласковым. Боже мой, если б навеки так осталось! Наконец они успокоились и прильнули друг к другу в долгом объятии, но тут послышались шаги, и тогда оба встали. Трое товарищей, видевших, как Шаваль нес Катрин, пришли узнать, что с ней.

Назад отправились все вместе. Было около десяти часов; выбрав прохладный уголок, позавтракали, прежде чем опять приняться за работу в жаре, и духоте и вновь обливаться потом. Доев двойной бутерброд из черного хлеба, только собрались было выпить по глотку кофе из фляги, как вдруг их встревожил гуд, донесшийся издали. Что там? Какая еще беда стряслась? Все поднялись, побежали. Ежеминутно встречались им в квершлаге забойщики, откатчицы, коногоны, тормозные, и никто не знал, что случилось. Люди кричали. Верно, случилось несчастье. Мало-помалу страх охватил всю шахту, из штреков выбегали обезумевшие от ужаса люди, с лампочками, плясавшими в руках, мчались в темноте. Да где произошла катастрофа? Почему не предупреждают?

Вдруг прошел штейгер, выкрикивая на ходу:

— Режут тросы! Режут тросы!

Началась паника. Люди как бешеные понеслись, по темным ходам, все потеряли голову. Зачем перерезают тросы? Кто перерезает? Ведь в шахте люди работают. Это казалось чудовищным.

Раздался и пропал вдали голос другого штейгера:

— Забастовщики из Монсу режут тросы. Все наверх!

Лишь только Шаваль услышал это, он сразу остановил Катрин. При мысли, что, выбравшись из шахты, он встретит тех, что пришли из Монсу, у него подкосились ноги. Так, значит, явилась та шайка! А он-то полагал, что ее утихомирили жандармы! Шаваль решил было повернуть назад и подняться через ствол шахты Гастон-Мари, но там давно не было ни бадьи, ни лестниц. Он сыпал ругательствами, колебался и, скрывая страх, кричал, что глупо бежать как сумасшедшим. Разве их оставят на дне шахты?

Снова вблизи раздался голос штейгера:

— Все наверх! Скорее! К лестницам!

И волна бежавших подхватила Шаваля.

Он грубо толкал Катрин, кричал, что она еле тащится. Хочет, верно, чтобы она одни остались в шахте и сдохли бы тут с голоду. Ведь разбойники, нагрянувшие из Монсу, способны сломать лестницы, не дожидаясь, когда люди поднимутся. Это гнусное подозрение довершило всеобщее безумие; люди неслись по выработкам как исступленные, как сумасшедшие, стараясь обогнать других, первыми примчаться к лестницам и подняться раньше всех. Бегущие кричали, что лестницы сломаны и никто не выйдет. А когда ошалевшие от страха люди начали выбегать в рудничный двор, там поднялась свалка, — все бросились к запасному стволу, устроили драку перед узкой дверцей лестничного хода; старик конюх, уведя, осторожности ради, лошадей в конюшню, смотрел на эту картину с презрительной беспечностью, ибо привык проводить ночи под землей и был уверен, что его-то всегда вытащат отсюда.

— Черт тебя дери, лезь впереди меня! — сказал Шаваль, подталкивая Катрин. — Я хоть поддержу тебя, если ты сорвешься.