Теряя себя

– И этому есть объяснение: мне надоело с тобой нянчиться. Я уже говорил тебе, что ты ходячая проблема. Признаться, их у меня хватает, поэтому я решил избавиться хоть от одной, – При этих словах забываю вдохнуть и ошеломленно застываю, даже не смея пошевелиться. Ноги оплетает вязкий туман холода, и комната сжимается до размеров моего сердца, которое так безжалостно топчет Хозяин. Оно обливается кровью, но продолжает сопротивляться, гулким эхом отдаваясь в ушах и вынуждая меня отмереть. Растерянно моргаю, не совсем понимая, к чему он ведет и каким образом хочет от меня избавиться, и прикусываю губу, чтобы он не заметил, как она начинает подрагивать от нервного напряжения и страха. Мое учащенное дыхание мешает сосредоточиться, и я уже с трудом концентрируюсь на Рэми, который совершенно спокойно усаживается за стол и сцепляет пальцы под подбородком, с какой-то снисходительной иронией наблюдая за тем, как я пытаюсь взять себя в руки. Получается до ужаса плохо, и я опускаю голову, отказываясь верить в действительность. Это шутка, наверное. – Думаю, наилучшим вариантом будет продать тебя Юджину, по крайней мере, мне не придется тратить время и подыскивать нового Хозяина.

– Я что-то не так сделала? – произношу это унизительно затравленным голосом, наконец в полной мере осознавая, что это происходит со мной, что это вовсе не шутка, и Рэми действительно хочет от меня избавиться. Нет-нет-нет, не хочу в это верить, не сейчас, когда все самое страшное позади и жизнь начала, начала ведь да? – налаживаться. Господи, я обещаю привыкнуть к этому дому, хорошо себя вести и больше ни во что не впутываться.

– Не обязательно что-то сделать, ma fille, хоть ты и доставила мне массу неудобств. Просто наложницы надоедают, приедаются, потом вызывают скуку и раздражение. Давай упустим этот этап и расстанемся, эмм, скажем так, друзьями, – он прожигает меня пристальным взглядом, совершенно хладнокровно отказываясь от своей игрушки, отдавая ее другому, да еще предлагая остаться “друзьями”. Я могла бы посмеяться, если бы не было так грустно, страшно, одиноко, ведь теперь я лишаюсь привычной жизни и ухожу в неизвестность, в так называемое никуда. Впрочем, мне не привыкать. Ухмыляюсь, горько, едва ли находя в себе силы сдержать слезы. Сильная, сильная, я сильная.Слышите?

– Как скажете, Господин, – пожимаю плечами, покорно следуя судьбе и ожидая дальнейших приказов. Рэми же скидывает с себя ироничную маску и становится вмиг серьезным, задумчивым, отрешенным. Смотрю в его черные глаза уже более смело, не боясь ни его гнева, ни его переменчивого настроения, ни его статуса. В конце концов, теперь он мне никто, пустое место, лишь тень прошлого.

– Ты можешь взять из своих вещей все, что посчитаешь нужным. Как будешь готова, сообщи Леви, он тебя отвезет. А теперь иди, Джиллиан, у меня много дел, – он поводит бровями, показывая взглядом на дверь, и, пока я растерянно мнусь на месте, совершенно не зная, куда себя деть, что делать, как быть, он откидывается на спинку кресла и вновь возвращается к уже остывшему кофе. Он пьет его без сахара, не разбавляя сливками или молоком, двойное – знаю, потому что успела выучить. Как и то, что он любит Шато Марго, костюм-тройку и чтение, а также алое постельное белье, древесные ароматы и тишину. На самом деле я знаю намного больше, вот только теперь это уже не пригодится, ведь, вполне возможно, мне придется привыкать к другому хозяину.

– Я могу вас кое о чем попросить, мистер Рэми? – шепчу, намеренно называя его по фамилии, и чувствую, как моя жизнь рушится на глазах, превращаясь в руины, из которых я должна сотворить нечто новое и более прочное. Будет сложно, будет больно, но мне нужно выстоять, нельзя иначе. А самое странное, что я не чувствую обиды или злости на Господина, так просто отказавшегося от меня, скорее досаду от мысли о том, что я, жалкая и наивная дура, больше никому не нужна. – Адель. Она еще жива?

– Да.

– Позвольте мне увидеться с ней, – не надеюсь, что он рассмотрит мою просьбу, и даже успеваю развернуться к двери – слишком долгая пауза повисает в кабинете, – как Рэми в очередной раз удивляет, равнодушно кидая:

– Как хочешь.

***

Наверное, в каждом доме Митрополя есть эти проклятые подвалы, в которых спрятаны секретные комнаты. В одной из таких я провела несколько дней, утопая в собственном безумии и терзаниях, может поэтому едва нахожу смелость вступить в каменную ловушку, где пахнет затхлостью и отчаянием, тяжелым, ядовитым отчаянием, сковывающим грудь и вызывающим тошноту. Мне жаль Адель, ведь я прекрасно представляю, через что ей придется пройти.

– Советую не подходить к решетке, – говорит Леви, включая свет и указывая взглядом вглубь длинного коридора. Он тактично не следует дальше и, закрывая тяжелую дверь, оставляет нас с Адель наедине. Все же он не лишен понимания, и это, черт побери, трогает. Не вижу ее в темной комнате, потому что свет от тусклой лампочки освещает лишь решетчатые прутья и линию каменного пола, но зато слышу как гремят цепи, когда она, замечая меня, начинает подходить ближе.