Теряя себя

Не понимаю, в какой момент утро перерастает в хмурый вечер, и небо вновь заволакивает тяжелыми тучами, превратившими воздух в гнетущую серость. Все это время я отхожу от боли, терплю ненавязчивую заботу молчаливой Мадлен, и едва переношу манипуляции хмурого врача, позванного, по-видимому, специально для меня, ведь Адель его помощь вряд ли понадобится. Он обрабатывает мои раны, пока я безучастно смотрю в окно, а потом накладывает швы на плечо, мучая меня еще больше. Иногда боль доходит до такой крайней точки, что я начинаю тонуть в густом мраке, но ощутимые похлапывания по щеке приводят в чувство и я, сжав в кулаках полотенце, прикрывающее грудь, стискиваю зубы, справляясь с очередным приступом боли.

За весь день я не произношу ни звука, ни о чем не спрашиваю и не пытаюсь завести разговор: ни с этим хмурым доктором, ни с Мадлен, как всегда первой пришедшей ко мне на помощь. Складывается ощущение, что она является моим незримым ангелом хранителем и в любой ситуации готова вытащить из пропасти, в которую с таким удовольствием сталкивает Хозяин. Не знаю, где он сейчас и чем занят, но всем сердцем желаю ему той же участи, что и Адель, ведь он не должен был так поступать с ней, со мной, со всеми теми, кто был до нас, а в том, что с его яростью столкнулись не только мы, я нисколько не сомневаюсь.

Быть может, потому что сегодня я увидела истинное лицо монстра.

И его слова о том, что я сама подписала контракт, таким образом отдав свою свободу по собственной воле, лишь желание перевалить вину за свою жестокость на чужие плечи. Так что да, мистер Рэми, я все же считаю вас чудовищем, как вы говорили при нашем первом знакомстве.

– Готово, рану не мочить, необходимые лекарства у Мадлен, – голос врача сух и безэмоционален, он собирает свои инструменты с педантичной четкостью, складывает окровавленные салфетки и тампоны в специально предназначенный пакет, который забивается под завязку. Удивительно, сколько еще во мне крови, потому что испорченный напрочь свитер превратился в мокрую алую тряпку, пропитанную ею.

Доктор уходит, и мы с Мадлен остаемся одни. Я сижу на кровати, почти голая, и смотрю на свои ноги, изуродованные порезами разных размеров. Некоторые из них, покрупнее, прикрыты пластырем, другие же просто обработаны зеленкой, делающей мои ноги пестрыми, как разукрашенный холст. Я так хочу отвлечься от событий сегодняшнего дня, что начинаю считать порезы, вслух выговаривая каждое число.

– Один, два, три, четыре, пять…

– Выпей это, – Мадлен садится рядом, протягивая мне ладонь с лежащими на ней таблетками, круглыми и выпуклыми с обеих сторон, глянцево-блестящими, которые облегчат мои страдания. Облегчат ведь, да? А может, заодно сотрут память и излечат душу?

– Знаешь, Мадлен, мы же ничего не сделали. За что он так? – Чувствуя присутствие неравнодушного человека, я оттаиваю и поджимаю губы, чтобы не расплакаться – слез достаточно все же.

– Не впутывай меня в это, Джиллиан, я просто хочу отработать контракт и вернуться домой.

– Ты еще надеешься на это, – издаю ироничный смешок, смешанный с истеричным всхлипом, и глотаю таблетки, даже не запивая. – Если бы такой шанс существовал, тогда люди в Изоляции знали бы про вампиров и вряд ли решались бы покинуть стены. В конце концов, те, кто покидал город, уже не возвращались. Так было с отцом Элисон.

– Но он существует. Шанс.

– Что? – с моих губ не сходит язвительная усмешка, и я впервые позволяю себе посмотреть на кого-то с неким превосходством – превосходством над их наивностью – моей отличительной чертой, которую так не любит во мне Хозяин. – Что ты несешь, Мадлен? Слышала бы ты себя, – я мотаю головой, пытаясь встать, но тут же оседая обратно, я слишком устала, чтобы убежать от этого разговора. Разговора, что начинает пробуждать во мне маленький луч надежды, веру, про которую я совершенно забыла в этом мрачном и чужом мире.

– Вот увидишь, Джиллиан, я вернусь, – она говорит это с такой уверенностью, что я прекращаю источать желчь и серьезно вглядываюсь в ее лицо. Тихая и неприметная, преданная своей работе, но тем не менее сильная и упрямая – она возрождает во мне то, что с таким упоением убивает Хозяин – любовь к свободе, которую я так опрометчиво отдала. – Спокойной ночи.

Мадлен уходит, а я еще долго сижу на кровати, обдумывая ее слова, пока глаза не начинают слипаться, и я не проваливаюсь в беспокойный сон. Мне снятся нежные прикосновения прохладных пальцев, скользящих по моим скулам, губам, шее. Мне снятся сильные руки, сжимающие меня в объятиях. Мне снится голос Хозяина, шепчущего что-то на французском, из которого я понимаю лишь привычное ma petite, но среди этой паутины, оплетающей меня, я различаю чистое небо свободы.

Комментарий к Глава 8

Ma stupide petite fille* (фр. Моя глупая маленькая девочка)

========== Глава 9 ==========