Теряя себя

Я учусь терпению – учусь на страницах книг, которые партиями беру в кабинете Хозяина, но не прочитываю, просто потому, что не могу сосредоточиться и строчки кажутся мне пустыми; учусь в бессмысленных метаниях по комнате: из угла в угол, от кровати к окну, от окна обратно; учусь в бесполезных штрихах графита, которые преобразовываются в простые геометрические формы и выдают мою потерянность, ведь я не могу запечатлеть образы, думая о том, что скоро, быть может, сегодня, завтра, через неделю Господин сообщит мне дату выезда. Но проходят дни, и ничего не меняется – я продолжаю гореть в ожидании, а Рэми занимается своими делами, почти всегда пропадая из дома на целый день. Его возвращения я жду как манны небесной, старательно прислушиваясь к звукам внизу, будь то хлопок двери или приглушенные голоса, раздающиеся тихим бурчанием и вызывающие во мне неконтролируемое волнение, потому что в таким моменты я представляю себе, как Хозяин приказывает Леви подготовить машину, а сам, с присущей ему неторопливостью, поднимается наверх, чтобы исполнить мою мечту о встрече с мамой. После этого мы садимся в машину, наверняка молча, и едем в Изоляцию, которая после жизни здесь покажется мне чужой и еще более убогой, ведь теперь мне есть с чем сравнить.

Я справлюсь, потому что буду думать о том моменте, когда мама откроет дверь и застынет, не веря своим глазам, как коснется ладонью губ, сдерживая слезы радости, как, оттаяв от шока, обнимет меня и прижмет к своей груди, где бьется чистое материнское сердце. Его ровный стук я помню с далекого детства, когда находила в нем свое успокоение, или пряталась на ее груди после приснившегося кошмара, или искала в нем поддержку во время болезни, грусти, переживаний. Она всегда была рядом, помогала справиться со страхами и внушала уверенность, что все будет хорошо. К сожалению, ее слова не оказались пророческими, они вообще разошлись с действительностью, превратившись в наивные надежды.

Хорошо уже не будет, мама.

Отрываюсь от тетради, наконец выныривая из мыслей и апатично рассматривая ровные ряды ромбиков, занявших практически целый лист тетради. Совсем скоро она закончится, и мне придется просить Леви принести новую, а, если честно, я не знаю, как к нему подойти, может потому, что за две недели так и не смогла наладить с ним контакт. С Хелен было намного проще, по крайней мере, она любила разговаривать со мной и была очень доброжелательна, Леви же все больше молчит и совершенно не подпускает ближе, ограничиваясь лишь редкими визитами во время приема пищи. Не знаю, где он ее достает, но отчего-то точно уверена, что кухня до сих пор мертва. Оттуда не слышится вкусных запахов или звуков готовки, как это было раньше, лишь пугающая тишина и страх с моей стороны – я боюсь даже заглянуть в нее, словно это сможет пробудить во мне уснувшие воспоминания, которые терзали меня в подвале.

Воспоминания от разорванном горле Хелен, погибшей от рук Хозяина.

Сейчас день, как обычно хмурый, за последнюю неделю я успела привыкнуть к серости за окном, только иногда разбавляемой идущим снегом, настойчиво создающим снежное покрывало и даже не подозревающим, что совсем скоро его труды сотрутся наступающей весной, уже заметной в облачном небе, ставшим куда более насыщенным и тяжелым, практически свинцовым, будто готовым разразиться грозовыми дождями. Все это иллюзия, конечно, потому что зима вряд ли сдастся без боя. Как минимум, она будет заваливать землю снегом до середины марта, а потом будет терзать ее ночными заморозками.

Устало выдыхаю, совершенно не зная, чем заняться. Вокруг такая тишина, что мир кажется мертвым и нелюдимым, еще более ввергающим меня в уныние, поэтому я все же решаюсь спустить вниз и заняться хоть чем-то, кроме как бесполезным ничегонеделанием. Я могла бы привести кухню в порядок, но мысли о том, что мне придется отмывать подтеки крови, вызывают неприятный озноб вкупе со страхом – вряд ли я смогу находиться там, где пусто, мертво, холодно. Впрочем, Хелен бы не одобрила такого запустения, и может, во имя ее памяти мне вернуть кухне былой вид? Попросить Леви закупить продукты и начать готовить для себя, по крайней мере, несколько часов в день я была бы занята готовкой.

Мне нужно просто набраться смелости и сделать шаг – думаю об этом, стоя на пороге кухни и растирая озябшие плечи. Отсюда она не кажется столь устрашающей, что я напридумывала себе, поэтому медленно-медленно я вхожу в нее, тут же натыкаясь на почти черные пятна, украшающие кафель на полу, дверцы светлых шкафов, столешницу, выполненную под мрамор. Не могу не заметить пыль на плите, рабочих поверхностях и раковине, по-видимому давно не используемой. Наверное, Леви предпочитает выкидывать грязную посуду, чем мыть ее – ужасное транжирство.