Теряя веру. Как я утратил веру, делая репортажи о религиозной жизни

В первую свою поездку на остров Святого Михаила я провел в поселке пять дней, расспрашивая пострадавших от насилия. Многим из них впервые представилась возможность подробно рассказать о пережитом. Даже своим женам рассказывали об этом очень немногие — остальные опасались, что их сочтут гомосексуалистами. Большинство из них не соглашались разговаривать дома. Эскимосы обычно держатся бесстрастно; но сейчас, рассказывая мне о прошлом, многие содрогались от рыданий, и лица их искажала смертельная мука. Они рыдали и молили, чтобы кто-нибудь освободил их от этой нескончаемой боли. Словами этого не описать, но фотограф «Таймс» Деймон Уинтер, сумевший запечатлеть их страдания на камеру, вышел с этой работой в финал Пулитцеровской премии. Он снял рыдающего Томми Чимука и жену, которая пытается его утешить. Снял Джона Локвуда — сломленного человека в истрепанной рубахе: он сидит на перевернутом ведре, прикрыв глаза рукой, и в пальцах его дрожит сигарета. И еще одного коренного аляскинца, много лет верившего, что в горле у него застряла рыбья кость и может в любую минуту его убить. Из страха перед этой костью, готовой пронзить ему артерию или сердце, он не выходил из дома и не отходил от телефона. Врачи осматривали его много раз, но никакой кости не обнаружили. Я понял, что это такое — подобные симптомы мне случалось видеть и раньше. Психосоматика: невроз, вызванный тем, что Лундовски принуждал его к оральному сексу.

В ответ на жалобы иезуиты применяли обычную католическую тактику — голову в песок. Они не предложили юпикам никакой помощи. Заявили, что Лундовски вообще не работал в этих селениях, хотя это опровергали документы из их собственных архивов. Наконец, в 2007 году орден иезуитов Римско-католической церкви согласился выплатить ста десяти эскимосам компенсацию в размере 50 миллионов долларов.

Во время двух своих путешествий на остров Святого Михаила, как ни странно это прозвучит, я впервые перестал мучиться религиозными сомнениями. То, что произошло на краю земли с беззащитными детьми, выглядело намного более осмысленно, если признать, что Бога нет. Когда мы сталкиваемся со злом, будь оно делом Сатаны или рук человеческих, наша задача — с ним бороться. Но при этом важно его понять. Меня успокаивала и придавала мне сил мысль, что речь идет всего лишь об одном дурном человеке и одной коррумпированной организации, действующей исключительно в собственных интересах. Что не нужно больше думать о том, какова же во всем этом роль Бога.

Морозным утром я отправился в церковь Святого Михаила на воскресную мессу. И с тайным удовлетворением увидел, что на службе, где когда-то собиралось все селение, теперь стоят лишь несколько стариков да одна семья помоложе. Местные жители знают, что сделала церковь с их детьми, и не хотят больше иметь с ней ничего общего. Трудно молиться Богу, который допустил такое, в церкви, руководители которой закрыли на это глаза, и даже сейчас, сорок лет спустя, в более просвещенный век, отказываются загладить содеянное ими зло.

И все же... Вечное «и все же»! Как объяснить Пэки Кобука? Возвращаясь из первого своего путешествия, я заехал в Исправительный центр «Анвил-Маунтин» в Номе, где Пэки отсиживал три месяца за драку. В тесной комнатке для свиданий я вглядывался в его круглое лицо. Юпики в поселке Святого Михаила живут во многом так же, как и их предки десять тысяч лет назад. Преследуют с гарпунами китов, выслеживают стада оленей, бегущие через тундру, охотятся на моржей, спящих на льдинах Берингова моря. Летом собирают морошку — важнейший ингредиент настоящего «эскимо», необычной, но вкусной смеси замороженного жира, рыбы, сахара и ягод. В поселке повсюду проникают запахи моря, сушеной рыбы, водорослей, выброшенных морем на берег... запахи природы.

А теперь Пэки окружает лишь запах дезинфектанта, которым моют бетонные полы в тюрьме. Алкоголь и вспыльчивый нрав частенько приводят его за решетку. Но зная, что он пережил, кто решится его осуждать?

Невысокий, крепко сбитый человек в синей тюремной робе молчал, положив на стол натруженные мозолистые руки. На шее его блестели четки: голубые бусины, нанизанные на веревку из рыбацкой сети. Все эскимосы, с которыми я разговаривал на прошлой неделе, потеряли веру — все, кроме Пэки.

Несколько лет Лундовски содомизировал его и заставлял заниматься сексом с другими детьми. Это началось, когда Пэки было двенадцать. В «награду» Лундовски дарил ему монеты из своей коллекции и угощение, которое приносили ему сельчане. В краю, где уровень жизни немногим отличается от стран третьего мира, и эти скудные дары становились для семьи Пэки подспорьем.