За окном уже стемнело, но горничная преданно ждала, пока хозяйка придёт в себя.
Не привыкшая откладывать своих решений, Таня резко встала с кровати.
Голова закружилась. Нащупав рукой на лбу шишку, девушка тяжело вздохнула. Ей удалось отделаться легкими ссадинами и ушибами. Но больший испуг Татьяна испытала в тот миг, когда её голубые очи встретились с выразительными серыми глазами Игнатьева.
Что было далее, Тата затруднялась вспомнить. Но точно была уверена, что он не причинил ей вреда. Осталось только убедить в этом жениха.
— Марфа, платье домашнее подай, — Татьяна жестом указала на гардероб.
— Барышня, так час уже поздний все спят.
— Делай как говорят, — не став слушать возражения горничной, Таня подошла к зеркалу.
Платье цвета мха подчеркивало бледность лица, а золистые локоны переливались в свете свечей.
Повторив про себя молитву и поспешно перекрестившись, Татьяна вышла в коридор.
Вокруг не было ни души, будто все обитатели дома вымерли. Но заметив слабый свет, девушка направилась туда. Таню бил лёгкий озноб, но она упрямо продолжала идти к своей цели.
Замерев у порога, она долго не решалась войти. Наконец, толкнула дверь и вступила на порог. Найдя глазами жениха, Тата издала негромкий звук, похожий на тяжёлый вздох, заставляя Езерского взглянуть на неё.
Алексей поднял глаза, но в них Татьяна не смогла ничего разобрать. Отчего она пошла в храм одна? Неужто не могла попросить Галину Николаевну, ведь та наверняка бы не отказала. Ныне ей многое предстоит объяснить.
— Татьяна Владимировна, отчего вы тут? — Темные очи блеснули в темноте, а на устах появилась усмешка.
— Я желаю поговорить, — выдавила из себя Таня, понимая, как глупо она выглядит. Одна, средь ночи, в комнате мужчины, который не является её мужем. Но другой возможности поговорить наедине может просто не быть, оттого она решилась на столь безрассудный шаг.
— Немного странное время вы выбрали для бесед, — Езерский встал и, пошатываясь, подошёл к Татьяне. Такая хрупкая и потерянная, она казалась Алексею ребёнком. Но теперь он точно уверился, что это — лишь иллюзия. Она коварна, умна, и сегодня он смог лично в этом убедиться. Она желает говорить, что ж, пожалуйста.
— Алексей Станиславович, я знаю, мои поступкам нет оправдания, но все мы грешны, и неужели вы не будете столь милосердны, чтобы простить меня? — в голубых глазах блеснули слезы, а губы предательски задрожали.
Притягательная близость и благоухание сирени заставили Езерского потерять голову. Притянув девушку к себе, он прикоснулся к манящим губам в страстном поцелуе. Но оказалось, этого было мало. Хотелось обладать ею полностью, ласкать бархатную кожу, скрытую под толстым слоем одежды, слышать своё имя из этих прекрасных уст, которые умеют так искусно лгать. Не привыкший отказывать себе в своих желаниях, Алексей развернул Татьяну и стал умело расстёгивать петли на платья. Вскоре оно с шелестом упало к её ногам, и Таня стыдливо прикрылась. Тонкая сорочка не скрывала изгибы её тела, выставляя их на обозрение. Не сведущая в вопросах близости, она все же поняла, что хочет того, что неумолимо должно случиться. Все тело охватила приятная дрожь, а румянец стыда появился на её хорошеньких щечках.
— Не стоит скромничать, моя дорогая, вы прекрасны, — Езерский вновь оказался рядом, обнимая тонкий стан, — обещаю, ты ни о чем не будешь жалеть.
Таня хотела было что-то сказать, но он не позволил. С ловкостью подняв девушку на руки, он понёс её к широкой постели. Опустив Тату на холодные простыни, он не дал ей возможности передумать, оказавшись рядом. Умело лаская, Алексей касался губами ключиц, груди, заставляя девушку тихо вздыхать. Таня была будто во сне. Умелые ласки напрочь решили её рассудка, а ведь ей с детства внушали беречь честь до первой брачной ночи. Она пришла в себя лишь тогда, когда острая боль пронзила её, заставляя заплакать. Ныне она испытала лишь боль, от которой, казалось, разрывается все тело. Но не просвещённая в вопросах любви девушка, подумала, что так все должно и быть. Езерский отстранился от неё, не пытаясь даже утешить. Слезы полились по щекам, а тихий вопль, что вырвался наружу, нарушил стоящую в комнате тишину.
Алексей понял свою ошибку, но это ровным счётом ничего не меняло. Вот наконец-то он утёр нос Игнатьеву, который надеяться женится на чистом и непорочном создании, а получит испорченный товар. Его и раньше посещала мысль о том, что слова любви, сказанные им Татьяне, наиграны и неправдивы, ныне же, когда зов плоти был утолён, он действительно понял, что это так. Желание быть первым и обыграть — только оно владело им.
— Я сделала что-то не так? — Вывел из задумчивости голос Татьяны. Она натянула одеяла до подбородка, а голубые глаза казались слишком огромными на её испуганном лице.
Встав с постели, Алексей быстро натянул на себя рубашку и брюки.
— Вы все сделали правильно, ma cheri. Вот обрадуется ваш муж, получив вас в жены.
— Какой муж, о чем ты, Алеша? — Татьяна села па кровати, растерянно моргая.