Тернистый путь

Следует сказать, что перепись шла не гладко, создавались определенные затруднения, потому что казахи обычно скрывают количество скота, и мало находится простаков, которые давали бы точные сведения.

Вскоре мы окончили перепись на Шубыре. Полагалось отправиться на следующий пункт. Дорога ожидалась дальняя, и нам, откровенно говоря, не хотелось покидать гостеприимную Шубыру. А тут, кстати, волостной управитель, писарь и старшина начали уговаривать нас погостить на Шубыре еще денька два-три. Мы охотно согласились. Нас манил приятный терпкий запах кумыса из черной сабы,[8] вкусное мясо молодого ягненка, чистый воздух зеленых лугов и, наконец, теплота и радушие здешних людей.

Время перевалило за полдень. Жара смягчилась, пошла на убыль, шелковистый ветерок приятно ласкал лица. Земля и небо как бы слились воедино, все вокруг утопало в зелени. Наступала предвечерняя тишина. Словно в оцепенении, утих многоголосый аул.

Я поднялся верхом на ближайший холм и огляделся вокруг. Я увидел мирную картину, тучные стада и поодаль аулы с юртами, поставленными, согласно обычаю, в полукруг…

АУПИЛЬДЕК

Под вечер мы втроем выехали из аула на конях, чтобы отдохнуть, развеяться от дневных забот. Кони под нами резвые, и потому настроение у нас приподнятое. Мы объезжаем заболоченные густозеленые места, взбираемся на сопки. Пустив коней галопом в сторону заходящего солнца, мы доскакали до границы между Акмолинским и Атбасарским уездами и поднялись на одну из сопок. Кони грызут удила, бьют копытами, порываются вперед. И здесь, насколько хватает глаз, низины и склоны холмов покрыты густой зеленью. Не земля, а зеленое море. Солнце, как слиток золота, клонится к закату. Призрачная даль колышется, переливается разными оттенками. Дуновение вечернего ветра слегка колеблет степные травы. Горизонт слился с небом, словно крепко обнявшись. И вдали на заходе, в стороне Атбасара, едва виднеются два смежных озера. Темнеет на них прибрежный камыш в набегающем вечернем тумане.

— Что это за озера, как они называются? — спросил я своего спутника, здешнего уроженца.

— Это Аупильдек и Ала-коль, — ответил он.

— Неужели это то самое озеро, о котором сложена знаменитая песня «Аупильдек»?

— Оно самое. А песню о несчастной девушке сочинили здесь, в ауле, который стоит на дальнем берегу и отсюда не виден.

Я не раз слышал песню об озере Аупильдек и о юной девушке, сестре некоего Сыздыка. Девушки, по слухам, уже нет в живых.

— Да, не выдержала, несчастная, умерла от непосильного горя.

Мы долго, пристально всматривались в далекие озера.

«Разлучена с любимым, продана за калым в жены нежеланному…»— грустно думал я.

Я вижу перед собой ее глаза, полные слез. Мне чудится, как она бежит из ненавистного аула, куда ее продали за скотину. Вижу, как светлой тенью блуждает она в темноте возле озера Аупильдек…

Молчит звездное небо. Хранит тревожную тишину земля. Безлюдно. И только чуть колышется серебристое озеро. На его берегу плачет одинокая девушка. Не слышат ее ни земля, ни небо, не внемлют травы ее горемычным слезам. Только тихо шелестит, шепчет ласковый озерный камыш, будто утешает, будто разделяет скорбь. И озерные птицы вторят ей печальными голосами. Плачут птицы. Плачет девушка…

Камыши твои, озеро Аупильдек,
Вдруг под ветром
расходятся в разные стороны.
Я сижу и грущу.
Я простой человек,
И душой
за вершинами горными.
Только б крылья иметь…
Только б под облака.
И к тебе
прикоснуться несмело,
У судьбы моей
руки нелегки.
Посмотри!
Я к тебе прилетела!
Всюду снег.
Аупильдека молчат камыши,
Ну давно ли
училась я в школе?
Ты откликнись на зов
моей гордой души
И меня уведи
из неволи.
Мне шестнадцать…
А озеро Аупильдек
Неподвижно под снегом
застыло.
Ты судьбою мне дан,
мой хороший, навек.
Без тебя больше жить
я не в силах.
…Глухо, горько поет
Аупильдек под водой,
Т яжело и ему
почему-то.
Словно тронут, как все,
лебединой бедой
И кричит в глубине
много суток.
И несется
тоскливый крик птицы опять,
Разбиваясь
о дальние скалы.
Словно криком суметь можно
воды поднять,
Чтобы озера
больше не стало.
Но безжалостно
озеро Аупильдек,
И несчастным оно
не поможет вовек.