Тернистый путь

Нас продолжали водить на огород. Всех мучила томительная тоска по свободе, в особенности казахских жигитов. Мы с Байсеитом начали мечтать о побеге. Прежде чем бежать, мы решили достать казахскую одежду, чтобы сменить видное за версту тюремное одеяние, а также передать родственникам и наиболее верным друзьям о времени и условиях побега.

Землянка одного казаха стояла в двадцати шагах от сада, в котором мы работали. Сын хозяина Айтжан дружил с нами, был членом «Жас казаха». В плане нашего побега предусматривалось держать за этой хатой готовых верховых лошадей. В момент, когда зазеваются надзиратели, мы быстро пробежим туда по низине, сядем на коней — и ищи ветра в поле. А наши родственники, подготовившие побег, должны к тому времени возвратиться в свои аулы, чтобы не навлечь на себя подозрений в соучастии.

Когда мы с Байсеитом поделились своим планом с товарищами, то Бакен и Абдулла не согласились с нами.

Мы твердо решили бежать при первой возможности.

Однажды надзиратели разрешили нам на огороде свидание с двумя жигитами.

Жигиты сошли с коней, поздоровались, сели вместе с нами. Надзиратель стоял поодаль. Через некоторое время появился верхом на лошади и наш Хусаин, слез с коня и тоже сел рядом. Мы забросали его вопросами. Между прочим Хусекен рассказал нам, как ловко и хитро он сумел освободиться из тюрьмы. Дело было так.

Работая на огороде, предприимчивый Хусекен сумел угодить начальнику тюрьмы, втерся в доверие и «подружился» с ним. Однажды Хусекен с разрешения своего «друга» установил себе палатку в огороде и пригласил в гости начальников — вершителей судеб в Акмолинске. Достал побольше кумыса, водки, заколол барана и вдоволь угостил своих приглашенных — начальника гарнизона, Сербова и начальника тюрьмы. Хусекен сам варил баранину, сам усердно прислуживал почетным гостям.

Изрядно выпив, довольный Сербов, председатель комиссии по расследованию и уничтожению большевиков, приказал Хусаину, смиренно стоявшему у входа в палатку:

— Эй, большевик, подойди сюда и выпей с нами!

— Спасибо за внимание!.. — ответил Хусаин. — Я рад услужить вам. Но только прошу об одном — не называйте меня большевиком. Иначе вы меня крепко обидите…

— Разве ты не большевик?! — воскликнули одновременно Сербов и начальник гарнизона.

Хусаин дал пространное и исчерпывающее объяснение:

— Я никогда не был большевиком, вы зря меня держите в тюрьме, я сижу и страдаю…

В таком духе Хусекен красноречиво начал описывать свои страдания и в конце концов искусно заплакал.

— Надо бы тщательно проверить его дело, — сочувственно заметил Сербов, посадил Хусаина рядом с собой и напоил водкой. Через несколько минут Сербов ушел по делам. Остались начальник гарнизона и начальник тюрьмы. Хусаин дал понять, что умеет гадать на кумалаках. Начальник гарнизона обрадовался:

— Давай-ка поворожи, что меня ожидает, — попросил он.

Хусаин моментально извлек из кармана свои кумалаки, завернутые в тряпку. Разложил тряпку на столе, на ней рассыпал кумалаки и вполголоса начал бормотать:

— Судьба ваша благополучна. Счастье к вам нагрянет неожиданно. Скоро вы получите повышение в должности… Будете жить долго и припеваючи…

Начальник гарнизона в телячьем восторге попросил:

— Погадай-ка, любит ли меня одна женщина?..

А Хусаин хорошо знал, что Сербов и начальник гарнизона вдвоем волочились за некоей Ланшуковой, известной в городе красавицей.

Хусаин, сосредоточенно опустив голову, рассыпал кумалаки, начал рассекать руками воздух над ними, будто прогоняя нечистых духов, и загнусавил:

— Никогда еще не было случая, чтобы вы не понравились женщине. Сейчас в Акмолинске мечтает о вас не одна, а многие женщины. И особенно любит вас одна черноглазая красавица-шатенка. Но она не смеет сказать вам о своей любви, ибо за ней страстно ухаживает другой человек. Он даже признался ей в любви, но она к нему равнодушна…

Начальник гарнизона похлопал Хусаина по плечу и обратился к начальнику тюрьмы:

— Оказывается, он не глупый казах! Зачем его в тюрьме держать!

Через два-три дня после этой ворожбы Хусаина освободили.

Итак, мы с Байсеитом решили бежать. Достали казахскую одежду. Но в день побега по нелепой случайности я остался в камере, а заключенных увели на огороды. Вечера я ждал нетерпеливо. Что-то предчувствовал. После работы все товарищи вернулись в камеру. Байсеит сумел убежать…

Заключенные пугливо насторожились — что теперь будет? Некоторые высказывали недовольство бегством Байсеита. Другие беспокоились, как бы его не поймали.

Начальник гарнизона Шахим пришел в ярость, поднял тревогу в тюрьме. Он прибыл в город недавно, сменил того, которому Хусаин гадал на кумалаках.

Теперь заключенных перестали выводить на работу. Тюремный режим стал еще строже.

Потянулась ненастная осень. Нашему пребыванию в тюрьме не видно было конца. Из аулов начали приезжать люди с ходатайствами за нас перед чиновниками. Но помощи ждать было не от кого, и поэтому наши ходатаи постепенно разъехались.

Мы оставались в грязной вонючей темнице. Изредка нам передавали книги, газеты. Мы читали их, перечитывали, играли в шашки.