Тернистым путем

– Бедненький ты мой, – проговорила она после того, как он отвечал на ее вопрос глухим восклицанием: «От дурных людей самое дурное!»

Затем она взяла его за руку и повлекла за собою в мастерскую.

Там она напомнила ему, что она в лице Диодора даст ему нового брата; он от души обнял ее и поздравил с достойным любви женихом.

Она отвечала ему из глубины сердца, и, в то время как он быстро глотал вино, сестра попросила сообщить ей все подробности.

Он начал говорить, и, когда она при этом вглядывалась в него, ей невольно бросилось в глаза, как мало он похож на отца и брата, хотя не уступал им в росте, в форме его головы также было несомненное сходство с ними. Но в противоположность великолепно развитому корпусу обоих, его фигура была сухощава и малосильна. Позвоночный столб казался слишком слабым для длины его тела, которое он уже давно разучился держать прямо. Голова, как будто что-то высматривая или отыскивая, склонялась вперед, и даже тогда, когда он поместился на рабочем стуле отца и рассказывал о своих приключениях, его руки и ноги и даже мускулы его красиво сформированного, но совершенно бесцветного лица находились в постоянном движении. Он то вскакивал, то откидывал назад голову, чтобы отбросить с лица пышные курчавые волосы, и во все это время его действительно прекрасные, большие и глубокие глаза горели гневным огнем.

– Первый отказ я получил от префекта, – начал он, и при этом его руки, грациозным движениям которых греческое воспитание придавало такое большое значение, внезапно вскинулись вверх, точно движимые собственною волею, независимо от воли говорившего.

– Тициан разыгрывает роль философа, потому что во времена своей молодости, сколько уже прошло тому лет, он бывал в Стоа[24].

– Но твой учитель Ксантос говорил, что он хороший философ, – прервала его Мелисса.

– Подобная похвала не имеет значения, – возразил Филипп, – если кто-нибудь считается влиятельным человеком в городе. Но ему подобные пережили себя самих. Он ползет вслед за Зеноном. Он преклоняется перед авторитетом и требует того же от самостоятельных умов. Действующею причиной он считает божество. А в этом мире он признает целесообразное действие сверхъестественных сил и опьяняет ум шаткими, устарелыми идеалами. Добродетель… Но к чему повторять старый, давно заброшенный хлам!

– И в самом деле, у нас для этого не хватает времени, – поспешила проговорить Мелисса, которая предчувствовала, что Филипп пустится в философские разъяснения. Он уже начал наслаждаться своим действительно необыкновенно благозвучным голосом.

– Почему бы и не так? – спросил он с горькою улыбкою, пожимая плечами. – Выпустив последнюю стрелу из лука, стрелок может отдохнуть, и, ты сейчас услышишь, наш колчан пуст, он окончательно опустел до самого дна, подобно этому бокалу.

– Нет, нет! – с живостью перебила его Мелисса. – Именно потому, что первые твои шаги оказались неудачными, мы обязаны придумать что-нибудь другое. И я также могу говорить образами. Стрелок из лука, принимающий близко к сердцу дело, ради которого он разбросал все свои стрелы, не убежит с поля сражения, а достанет себе другие, и если не найдет их, то будет бить врага самим луком или же нападет на него с камнями, кулаками и зубами.

Тут Филипп с озадаченным видом взглянул ей в лицо и с радостным удивлением, оставив тон насмешливого превосходства, который он часто позволял себе в спорах со своею скромною сестрой, воскликнул:

– Вот какова наша малютка! Откуда приобрели эти спокойные глаза такой могучий блеск? Вот несчастье так несчастье! У кроткой голубицы хотят украсть птенца, то есть прекрасного Александра, и вот она тотчас преображается в отважного сокола. Я предполагал найти тебя здесь в виде покорного жертвенного барашка, со смоченною слезами работою в руках, а теперь именно ты внушаешь мне энергию. Посмотри же, остаются ли еще у нас стрелы после всего того, чего ты наслушалась от меня. Но прежде чем я стану продолжать, скажи мне, разве Аргутис еще не вернулся? Нет? Ему придется еще раз переправиться через озеро и доставить Александру разные вещи: белье, платье и все прочее. Главкиас, скульптор, недавно встретился со мною, он убеждал меня не забыть ничего; он знает, где находится наш брат, и только что собирался переправиться к нему на противоположный берег. Говорю тебе, что этот человек сделался неузнаваем! Вот верный друг, если только существуют теперь верные друзья! И как он вообще принял к сердцу судьбу отца! Мне кажется, что он питает к Диодору зависть из-за тебя.

При этом он погрозил Мелиссе пальцем. Она слегка покраснела и озабоченно спросила брата, велел ли он Главкиасу скрыть от Александра, что от него зависит свобода отца.

Тут Филипп ударил себя по лбу и с каким-то бессмысленным выражением на губах, всегда склонных к насмешке, проговорил конфузливо, точно пойманный на чем-нибудь мальчик:

– Это… это… мне самому непостижимо, но именно об этом-то я и забыл упомянуть. Замечательная рассеянность! Но я исправлю свою вину сейчас, немедленно! Аргутис должен… Нет, я сам переправлюсь через озеро.