Когда он вернулся на свое место у подножия стены, Мэтью сидел и трясся. Джеймс хотел подать ему кубок, но Мэтью едва не выронил его; тогда Джеймс поднес кубок к его губам, заставил выпить все до дна.
– Я не хочу, чтобы меня снова тошнило, – прохрипел Мэтью, но Джеймс покачал головой.
– Это лучше, чем умереть от жажды, – заметил он и поставил кубок на землю. – Иди сюда.
Он подхватил Мэтью сзади под мышки, подтащил к себе, прижал парабатая к груди и крепко обнял. Джеймс опасался, что Мэтью оттолкнет его, будет сопротивляться, но у того, по-видимому, не осталось уже ни сил, ни желания возражать: он безвольно откинулся назад, и Джеймс с ужасом понял, как мало тот весит.
– Хорошо, – устало пробормотал Мэтью. – Ты лучше, чем пальто.
Джеймс положил подбородок на плечо Мэтью.
– Прости меня.
Он почувствовал, как Мэтью напрягся.
– За что простить?
– За все, – ответил Джеймс. – За Париж. За ссору на Сумеречном базаре. Когда ты сказал мне: «Если ты не любишь Корделию, ты должен позволить другому мужчине любить ее». Я был слеп, я не понял, что ты имел в виду.
– Ты был… – с трудом проговорил Мэтью, – ты находился под влиянием демонических чар. Ты же сам сказал, что браслет ослепил тебя…
– Не надо, – перебил его Джеймс. – Не надо оправданий. Недавно, в Институте, ты сказал, что не злишься на меня… но я бы предпочел, чтобы ты
– А мне не следовало уезжать в Париж с Корделией, – хмыкнул Мэтью.
– Я знаю, каким представлялся тебе тогда, – тихо произнес Джеймс. – Безответственным, непостоянным… я заставлял Корделию страдать… а сам ничего не замечал. Я подчинил свою жизнь безрассудной страсти, которая со стороны казалась нелепой прихотью.
– Знаешь, я тоже вел себя эгоистично. Я думал… я говорил себе, что ты не любишь ее. А я любил, любил быть рядом с ней, потому что…
– Потому что она такая, какая есть, – закончил за него Джеймс.
– Но еще и потому, что она – в отличие от тебя – не знала меня до того, как я начал пить. Мы же не были знакомы. Знаешь, когда-то мне нравилась Люси, но я видел по ее лицу, по ее глазам, когда она смотрела на меня… видел, что она ждет, когда же я стану прежним. Стану тем Мэтью, которым я был до того, как пристрастился к бутылке. Корделия встретила меня уже после того, как я изменился. – Мэтью сел и обхватил колени. – Беда в том, что я не знаю человека, которым стану, когда наконец освобожусь от зависимости и полностью откажусь от спиртного. И не знаю, понравится ли мне этот человек – если, конечно, я доживу до момента нашего знакомства.
Джеймс пожалел, что не видит выражения лица друга.
– Мэт, алкоголь не сделал тебя лучше, чем ты был два года назад; это не алкоголь придавал тебе шарм, остроумие и прочие достоинства. Единственное, что он с тобой делал, – это помогал забыть. Вот и все.
Мэтью поперхнулся и прошептал:
– Что забыть?
– То, за что ты ненавидишь себя, – ответил Джеймс. – И сразу скажу: нет, Корделия мне ничего не говорила. Я думаю, ты поделился с ней своей тайной; и еще я думаю, что тебя частично поэтому влекло именно к ней. Человеку, наверное, сильнее всего хочется быть с тем или с той, кто знает о нем правду.
– И ты обо всем этом сам догадался? – изумленно произнес Мэтью.
– Когда на меня не действуют магические браслеты, я удивительно проницателен, – сухо ответил Джеймс. – А ты – вторая половина моей души, мой парабатай; ну
Довольно долго Мэтью не отвечал. Потом он выпрямился и произнес:
– Чертовы Эрондейлы, вы умеете так убедительно говорить. – Откинул голову назад и уставился на три чужие луны. – Ну хорошо. Я расскажу тебе, что со мной произошло.
– Лондон никогда не был моим любимым городом, – заметил Алистер, – но должен сказать, что я предпочел бы видеть его прежним.
Была середина очередного темного дня, и Алистер с Томасом вели охоту на Стражей в Бейсуотере.
Сначала это была разведывательная миссия. Следуйте за Стражами, но постарайтесь, чтобы вас не заметили, сказала Анна; выясните, где они собираются, как их можно обезвредить или убить.
Они покинули Институт несколько часов назад. Засекли нескольких Стражей и попытались проследить за бесцельно блуждавшими белыми фигурами, но это ничего не дало. Обитатели города – простые, существа Нижнего Мира и даже животные – опасались приближаться к этим тварям. Наблюдая за ними издалека, нельзя было понять, на что они способны в бою и как можно вывести их из строя.