Или нет? Корделия не знала. Он попросил Мэтью стать его голосом; неужели это означало, что голос Джеймса умолк навсегда? Что она не услышит больше, как муж повторяет: «Маргаритка, моя Маргаритка…»
Он улыбнулся.
Корделия почувствовала себя так, словно ее ударили по лицу.
Лицо Джеймса – лицо, которое она без труда могла представить, зажмурившись, этот нежный рот, высокие скулы, сияющие золотые глаза – превратилось в дьявольскую гримасу, выражавшую смесь ненависти, страха, презрения и… удовольствия. Она подумала, что такое удовольствие, наверное, испытывает школьник, отрывающий крылышки насекомому.
И глаза у него больше не были золотыми. Глаза Велиала на лице Джеймса имели неприятный грязновато-серый цвет и напоминали потускневшие серебряные монеты.
Он поднял руку.
– Стой, – произнес он голосом, который совершенно не походил на голос Джеймса, и Корделия… остановилась. Девушка не желала подчиняться Велиалу, но перед ней вырос невидимый магический барьер, и она не в состоянии была больше сделать ни шага. – Этого достаточно.
Корделия поудобнее взялась за эфес. Девушка чувствовала, что меч подрагивает в ее руке; он знал, с какой целью они пришли сюда.
– Я хочу поговорить с Джеймсом, – сказала Корделия.
Велиал ухмыльнулся. Эта гнусная ухмылка ничем не напоминала улыбку Джеймса.
– Что ж, – бросил он, – каждый из нас чего-то
Демон щелкнул пальцами, и откуда-то сбоку, из тени, возникла кошмарная фигура – оживший труп, пожелтевший скелет, скаливший зубы. Он был одет в митру архиепископа и полусгнившую ризу, которая когда-то была богато расшита золотом; сквозь дыры Корделия видела ребра, с которых свисали клочья высохшей плоти. В руках скелет нес золотую корону, украшенную разноцветными камнями. Ей почему-то вспомнилась пьеса, которую разыгрывали на сцене Адского Алькова, толпа, аплодирующая гротескной коронации…
– Я, например, – продолжал Велиал, – хочу, чтобы Саймон де Лангем короновал меня, после чего я стану королем Лондона.
Мертвый архиепископ пошатнулся.
Велиал вздохнул.
– Бедняга Саймон; нас
– Не понимаю, зачем тебе вообще понадобилась коронация, – заметила Корделия. – Мне казалось, что такие вещи, как благородное происхождение и титулы, имеют значение только для простых людей.
Она не собиралась оскорблять демона, но, к ее изумлению, Велиал гневно оскалился.
– Вот как, – прошипел он, – позволь напомнить, что я
«Да», – подумала Корделия, но промолчала.
– Будучи Принцем, я не собираюсь отказываться от титула, поэтому мне необходим другой,
Он помотал головой, и шелковистые черные кудри Джеймса упали ему на лоб. Корделии стало нехорошо.
– О, Джеймс
– Говорят, что ангелы плачут, – сказала Корделия. – Но, наверное, ты успел забыть, каково это.
Велиал прищурил серебряные глаза.
– Кстати, насчет физической боли, – продолжала она. – Раны, которые тебе нанесли Кортаной. Те, что нанесла тебе
Откуда-то сверху, из-под потолка, донеслось хлопанье крыльев. Корделия, подняв голову, успела заметить, что под арку влетела сова.
– Эти раны, – сказала девушка, – никогда не затянутся. Они будут терзать тебя вечно.
Она повернула меч так, чтобы Велиалу была видна надпись, выгравированная на одной из сторон клинка: «Меня зовут Кортана, я той же стали и закалки, как Жуайёз и Дюрандаль».
– Если я не исцелю тебя, – закончила Корделия.
–
– Легенды не лгут, – возразила Корделия. Она подняла левую руку и поднесла к ней лезвие. Клинок был прохладным. Она надавила и разрезала кожу. На мраморный пол закапала кровь.