Терновник

- Не бойся, Марина, - сказал он в зеленую шелковистую ткань. - Когда я стану бриться, я на тебе женюсь...

- Вот спасибо! - сказала она. - А теперь, пожалуйста, ешь быстрее и иди спать. - Опять Левая Работа?!.

...Он медленно раздевался в комнате. Стянул через голову рубашку, помахал длинными пустыми рукавами, искоса поглядывая на стену - там бесновалась немая рубашкина тень, - и, вздохнув, сел на постели. Так хотелось рассказать матери про карусельную субботу!

Про то, как в "автокроссе" они все время догоняли синюю машину, в которой сидели усатый дядька с рыжим пацаном, а потом с грохотом наехали на них и все вместе долго хохотали. Но нет, нельзя, нельзя...

Он приплелся в кухню и сел на табурет, возле матери.

- Ну?.. - спросила она, исправляя что-то ручкой на отпечатанном уже листе.

- Ты знаешь, какой бандит Сашка Аникеев?! - возмущенно спросил мальчик.

- Ну-у...

- Он говорит ужасные слова. Например -"сука", вот какое ужасное слово!

- Нормальное слово, - пробормотала мать, - если по делу.

- Он не по делу! Да нет, ну ты не веришь, а он говорит настоящие материнские слова!

- О господи! - вздохнула мать и стала заправлять в машинку очередной белый лист. - Ну, еще какие новости?

- Он дразнится на каждой перемене, что я втрескался в Оксанку Тищенко.

- А ты втрескался?

- Да, - признался мальчик.

- Тогда по морде! - посоветовала мать.

- Я не могу - по морде, - сказал он.

- Почему?

- Морда глазами смотрит...

- А-а...- Тогда выкручивайся как знаешь... Ну, все?

- Нет... - он помялся... - Знаешь, Сашка говорит, что я - еврей, выговорил он наконец, пристально глядя на мать.

- Да. Ну и что?

- Марина, я не хочу быть евреем... - признался он.

- А кем ты хочешь быть? - хмуро осведомилась она.

- Я хочу быть Ринатом Хизматуллиным. Мы сидим с ним за одной партой, он хороший мальчик.

- Вот что, - сказала мать. - Я тебе про все это объясню, только завтра, понял?

- Почему завтра?

- Долгий разговор. Много сил отбирает. Понял? А теперь марш спать!

Он посидел еще тихонько, слушал, как тарахтит машинка, поковырял пальцем дырку в колготках и попросил:

- Марина, займись со мной... - "Займись мной", - поправила мать машинально не отрывая взгляда от машинки.

- Займись мной, - послушно повторил он.

- Отстань, - сказала она на той же ноте. И вдруг подняла на него глаза, отложила в сторону лист и тихо сказала: - Ты хочешь, чтобы мы летом поехали к морю?

- Ага! - оживился он.

- Для этого я должна стучать на машинке. Я заработаю денег, мы летом сядем с тобой на поезд и поедем к морю.

- И наши соломенные шляпы возьмем? - радостно спросил он.

- Возьмем шляпы.

- И ты будешь лежать на пляже, а я буду сыпать тебе на спину песок тонкой струйкой?

- Тонкой струйкой...

- А потом я сяду на твою горячую спину и мы поплывем далеко-далеко?

- Далеко-далеко... - сказала мать и отвернулась к окну. Мальчик понял, что она плачет, и ушел в комнату, чтобы не мешать.

...Уже засыпая, он опять пришел во двор с отцом, и мать встречала его. Он шел от отца к матери, словно плыл от одного берега к другому. Трудно плыл, как против течения. Мальчик чувствовал, что отец смотрит в спину, а мать смотрит в вихор, выбившийся из-под шапочки. О чем думали эти двое?..

За окном сгустилась темень, и не видать было терновника, и не видать было, как шагает в неизвестные дали самостоятельная и отважная буква "Я"...

1983