– Не сказать, чтобы ленивые, но… – я тоже чуть растерялся. Слушать слушал, но, когда за ушами у тебя трещит от вкусной еды, не до социологических исследований, короче, не успел я приготовиться. Но слышу, говорю голосом диктора. – Сбалансировано там кормят. – В автоматическом режиме выскочила почему-то фраза из рекламы кошачье-собачьих продуктов. Чёрте что! – В общем, – злясь уже на себя, машу рукой. – Что по телевизору рекламируют, тем и кормят. Стараются, по крайней мере.
– Во-во! По телевизору! – Явно осуждая, пропела баба Дарья, и укоризненно качнула головой. – То-то, я гляжу, парень у тебя шибко квёлый. Сам-то ты ничего, а вот ему обязательно нужно хорошо питаться. Нужно! Не одну ж только голову парню развивать… А и всё остальное. Не даром, сказывают, городских мальчишек, ноне, в армию уже и не берут. От одних сапог они уже к обеду устают, дистрофики! Не говоря, чтобы винтовку ещё какую за собой таскать…
– Гранатомёт, – жмурясь, то ли от яркого солнечного света, льющегося в окно, то ли от бабкиного непрофессионализма, со знанием дела поправляет Гошка, и добавляет. – Или автомат.
– Молодец, Гонечка, правильно, – улыбнувшись, восклицает Дарья Глебовна. – Конечно, автомат. Как это я, старая, обмишулилась! – Ласково погладила мальчишку по голове, похвасталась гостям. – Ну всё он знает. Всё. Четыре года, а будто энциклопедия ходячая. Настоящий этот… вундеркинд. Ага!
– Пять… – Гошкино лицо выражало уже другую гамму чувств: досаду и осуждение. – Почти пять… Четыре года и шесть месяцев… – произнёс солидно и с гордостью. – Уже.
– Ух, ты! Уже! – Баба Дарья только теперь, кажется, в полном объёме оценила свою оплошность, даже отступила на пару шагов. – Извини, Гонечка, запамятовала. Старая уже – памяти-то никакой. Помню, что большой, а на сколько большой – ветром из головы напрочь… Извини. Конечно, почти пять. Пять лет. Скоро уже и женить будем.
– He-а, не скоро. – Опять по-взрослому отмахнулся Гошка, лице теперь отражало не прикрытое сожаление.
– Почто так? – бабка будто споткнулась, застыла в явном недоумении.
– А, деда сказал: никакой свадьбы, пока женилка не выросла, – мальчонка с горечью вздохнул, и опустил глаза. – А она не растёт.
– Кто, – притворно ахнула баба Дарья. – Невеста или женилка?
– Женилка! – отворачиваясь, в сердцах бросил Гошка.
Ха-ха-ха… Хо…
Трудно до этого было сдерживать смех, но сейчас уж невозможно. Я предательски не вовремя рассмеялся. В след рассмеялась и Дарья Глебовна. Обнимая мальчишку, гладя по голове, успокаивала его.
– Вырастет, Гонечка, женилка, вырастет. Не думай об этом. А если ещё и в деда своего пойдёшь, да в отца, охальников таких, прости меня Господи, тебе цены у девчонок не будет. – Гошка, не понимая причины смеха, на всякий случай надул губы, вроде обиделся. – Я тебе говорю, баб Дарья говорит. А я всегда правду говорю, ты ж знаешь! – Вытирая глаза от смешливых слёз, бабуля распрямилась. – Ладно, посмеялись и будет. О чём это мы тут дельном говорили, я запамятовала?
– Про автомат, – напомнил всё тот же Гоха. Лицо его было уже спокойным и серьёзным, как природа перед сменой ночи и дня. Но вдруг, оно вновь изменилось, отражало уже ощущение разливающегося тёплого солнца или вкусной конфеты во рту. – А мне в армии гранатомёт дадут, я знаю… – сладко жмурясь, сообщил он. – Или пушку.
– Пу-ушку! – баба Дарья, в восхищении, эхом повторила. Потом, серьёзно, как на весах, мысленно, прибросила весомость Гошкиного желания, оценив, сказала. – Конечно пушку, Гоня. Тебе – только пушку. Чтоб один раз бабахнул по врагам, сразу и окончательно, и конец войне. Да! – Кивнув головой, добавила. – Так оно и будет. Ага! – И спохватилась. – Ты ешь, ешь, Мишенька. Мы тебя здесь, не боись, я говорю, откормим. Откормим-откормим! Поправишь здоровье. Сильным здесь станешь.
– А я на одной руке уже могу долго висеть! – К месту похвастал Гошка. Лицо его сейчас было похожим на те кошачьи ужимки. Рассевшись под столом, коты (или кошки), сощурив глаза, ехидно наблюдали за душераздирающими мучениями рвущегося играть подростка-щенка…
– Да, и ты сможешь, Мишечка, висеть, и на одной и на другой, – не вникая, охотно повторила Дарья Глебовна.
– Как я! – опять ловко ввернул Гошка.
– Как Гоня, да! – послушно откорректировала свою речь Дарья Глебовна. – Тут не у мамки, понимаешь… Мы хоть не городские, не учёные, не в Москве живём, в деревне, а толк в полезной и вкусной еде знаем. Угу. В общем так, ребятки, – Дарья Глебовна сделала глубокую паузу, потом распрямилась, и торжественно произнесла. – На обед сегодня будут мои фирменные котлетки…
– Котле-етки! – Гоня, даже привстал в восхищении. – Твои! Фирменные!
– Да! И борщик! – с победной интонацией шире раздвинула границы своих кулинарных наступательных действий бабуля. – Правдв опять без мяса, но овощной. Шибко, значит, полезный. – И пригрозила. – И не опаздывать у меня. Вот!
– Есть, товарищ командир! Как штык мы, баб Дарья… – голосом кандидата в ефрейторы отрапортовал Гоня, сползая с табурета, – тогда… мы…