Терпень-трава

– Ты наш защитник! – любовно пропела ему баба Дарья, приглаживая вихрастые белобрысые волосы на его макушке. – И деду своему, Гонечка, скажи: баба Дарья наказала не опаздывать. – Пригрозила. – С ним у меня особый разговор потом будет.

– Ага, передам.

– Чтоб не опаздывал…

– Ага, чтоб не опаздывал, да!

– Вот! – успокоилась баба Дарья, потом вновь насупила брови, вспомнив что-то важное. – Кстати, Мишенька, скажи-ка, милок, а бабушки с дедушками у тебя какие ещё, там, в Москве своей, есть, живы?

– Есть, а как же! – энергично жуя, с готовностью ответил Мишка. – Живы.

– Так и что? – не понимая, всплеснула руками бабуля. – Ты у них разве не бываешь?

– Редко. На день рождения если, и на Новый год… – кисло ответил Мишка. – Иногда.

– А почему ж так? – не унималась непонятливая бабка.

– Одна бабушка ещё молодая. Говорит – у неё свой бизнес. Занята она: или на работе всегда, или в зарубежных командировках. А другие бабушка с дедушкой, они не в Москве живут, пенсионеры. Они всегда на даче. Дедушка болеет, и мемуары всякие пишет. Воспоминания разные: про жизнь, про армию. Он полковник, ракетчик, в отставке…

– А, ну всё понятно, – разочарованно протянула баба Дарья. – Вот почему, говорят, у семи нянек – дитя без глазу…

– Почему без глаза… Я с глазами. – Для убедительности, демонстрируя, Мишка даже раскрыл их пошире.

– Я не об тебе, касатик, я об них. В общем, и сказку тебе, бедному, рассказать, я вижу, некому, и…

– Почему некому?.. У меня и телевизор свой есть, и плэйер, и Интернет…

– Какой плэйер, какой Интернет, несчастный! Без деда с бабкой, какая это жизнь. Это ж не детство – каторга. Муштра одна: стой здесь, иди сюда! Ай, яй, яй! Ну, я понимаю, когда нету уже бабы с дедом, одни, понимаешь, родители… Тогда ладно, тогда чего уж… А когда есть, и в комплекте! И вот так вот! Это не гоже, это… Ты один внук у них, сын, в смысле?

– Один.

– Ай, лентяи! – вновь осуждающе всплеснув руками, запричитала бабуля. – Ай, эгоисты!.. У них что ли денег для жизни нет?

– Почему нет, есть. – Теперь уже недоумевал и Мишка, при чём тут деньги…

– Так чего ж они так, к тебе плохо поступают… Басурмановы дети! – Горестно вздохнула бабуля. – Ну ладно, Мишенька, ты не расстраивайся. – Баба Дарья решительно пристукнула ладошкой по своей коленке. – Я не тебя ругаю. Ты тут не виноват. Всё ещё можно исправить. – Потребовала. – Дашь мне потом их адреса – твоих бабушек и дедушек, я им пропишу своё мнение на этот счёт. – И сменила тему. – Ну, закусили маленько, мальчиши-Кибальчиши? Наелись?

– Да! – почти в голос ответили мальчишки.

– Наелись.

– От пуза, – заверил Тонька и даже выпятил живот. – Во!

– Ты мой пузанчик. – Баба Дарья ласково прижала мальчонку к себе.

– Спасибо, баба Дарья!

– Ага, спасибо!!

– На здоровье! Идите на улицу: бегайте пока. На обед только не опаздывайте.

Под столом в это время абсолютно не вникая в человеческие нюансы, сыто и равнодушно потягиваясь, облизывались два кота. Крутил лобастой, любопытной башкой щенок Шарик. Щенок силился что-либо для себя понять, но, к сожалению, никак не понимал людской разговор. Более того, тон их разговора был для него очень сейчас настораживающим, просто угрожающе порой опасным. Понимал, опять видимо что-то не так сделал, рассердил чем-то хозяйку. Опасливо из-под стола косился на её руки, в которых легко может, знал, появиться либо швабра в его адрес, либо веник. Веник, конечно, бы сейчас предпочтительнее, на это надеялся. А может, и не ему это сейчас грозит… Может, котам. Те ещё шкоды, только хитрые… Пёс крутил башкой, чутко вслушивался, никак не мог дождаться если уж не поощрительных, то хотя бы нейтральных интонаций своей хозяйки. Весь в нетерпении – ждал. То и дело отрывая зад, в готовности выскочить в припрыжку, вновь на секунду присаживался, чутко вслушиваясь в наступательную речь хозяйки… Только хвост жил сам по себе: не осторожно – выдавая! – громко тарабанил об пол. Но вот, наконец – Шарик аж взвизгнул от счастья! – тон разговора хозяйки, на его взгляд, вновь стал привычно ласковым, распевным. Пёс это мгновенно уловил. Немедленно, как вертолёт, подскочил сразу на всех своих четырёх лапах вверх, громко и больно стукнувшись головой о ножку стола. Не обращая на это внимания, абсолютно радостный и счастливый, пулей вылетел из-под стола. Завертелся юлой, путаясь у людей в ногах, повизгивая, прыгая, легко доставая языком до Гошкиного лба, носа, губ, Мишкиных рук… Стремительно рванул потом, указывая им за собой, на двери, за порог: айда, мол, играть, айда бегать! Разрешили.

– Идите, идите… – будто угадав желание щенка, подтвердила бабуля. – Играйте.

– Мишель, только будь на глазах, – вдогонку потребовал я. – Не уходи со двора. – Пусть, на всякий случай, под рукой будет. Я ещё не разобрался в причине диверсии против колёс машины, или это против меня с Мишкой…

– Есть, капитан! Будет сделано. – Уже где-то с крыльца, удаляясь, донеслось Мишкино бодрое.