Лудивина, так и оставшись стоять, рассматривала внушительную фарфоровую армию, охраняющую Маргариту Мерсье. Здесь прослеживалась некоторая систематизация – по персонажам, по назначению предметов, по видам животных… Настоящее ограждение между Маргаритой и внешним миром. Это была уже не страсть, а одержимость. Похоже, в семействе Мерсье не только у Людовика были проблемы с психикой.
Коллекционерша вернулась с подносом, на котором стояли две исходящие паром чашки из фарфора. Она подлила немного кальвадоса в свою и пригласила Лудивину сесть напротив нее за стол, покрытый полиэтиленовой скатертью.
– О чем вы хотели меня спросить?
– Я стараюсь понять поведение вашего брата.
– Я тоже. – Маргарита нервно заморгала и поправила огромные очки на костлявом тонком носу. Сейчас она казалась совсем пожилой дамой, хотя ей было чуть-чуть за сорок.
– Мне бы не хотелось показаться грубой, потому что некоторые вопросы…
– Не стесняйтесь. Давайте сразу перейдем к делу, так нам обеим будет легче.
Лудивина молча кивнула, глядя на эту странную женщину – заторможенную, будто замерзшую.
– Вы знаете, что ваш брат плакал, когда… когда начал стрелять?
У Маргариты вдруг дрогнул и сморщился подбородок, как перед рыданиями, но всего на секунду.
– Нет. Они мне не сказали. Полицейские, которые сюда приходили, были со мной не слишком любезны. Очевидно, у жандармов не принято проявлять уважение к родственникам… убийц.
– Полицейские всего лишь делали свою работу, в этом не было ничего личного, мадам Мерсье, и…
– Мадемуазель. Для меня это важно. Я никогда не была замужем.
– Да-да, простите. Но ваш брат был женат, я прочитала об этом в материалах дела.
– Был. Почти десять лет. Знаете, его жена была настоящей красавицей. Мой брат, в отличие от нее, красотой никогда не блистал, я не заблуждаюсь на его счет. И он сам это тоже понимал. Знал, что они с Бьянкой не пара, и от этого еще больше любил ее и гордился.
– Представляю, какой страшной трагедией для него стала та авария.
– Он так и не оправился от потери. Знаете, он и до того, как Бьянка и Миа, их дочь, погибли, был очень слабым и беспокойным. Вернее, отличался повышенной тревожностью, по-научному. Годам к двадцати у него стали случаться приступы эйфории и депрессии. Сейчас для этого есть какой-то специальный термин, не могу вспомнить…
– Биполярное расстройство?
– Ах да, именно так. Но наша мать говорила, что у него в груди слишком большая «эмоциональная губка» – иногда она переполняется и разбухает так, что Людо может лопнуть.
– Насколько я поняла, он часто ложился в психиатрические больницы…
– Да, в первый раз, когда ему было всего лет двадцать. Перепробовал все методы, постоянно менял врачей. Лечился повсюду – в больнице Святой Анны, конечно, еще много раз ездил в закрытый пансионат в Стране Басков[44]
и в частную клинику в Вексене, потом нашел какой-то стационар, на территории которого пациентов размещали в бунгало – очень милое заведение, – и большую клинику рядом со старинным замком близ Шантийи. Несколько лет назад отправился в круиз на корабле со специальной программой для невротиков. Людовик перепробовал все, что могло ему принести хоть какое-то успокоение.– И каждый раз ваш брат принимал лечение добровольно?
– Он сам об этом просил. Доходил до предела, чувствовал, что начинает терять контроль над собой, и удалялся на время от мира, чтобы его привели в себя.
– Ему назначали медикаментозное лечение?
Маргарита издала задушенный смешок, похожий на хрип.
– Честно говоря, я не думаю, что он смог бы жить без помощи антидепрессантов с тех пор, как ему исполнилось девятнадцать или двадцать лет. Людо ел таблетки горстями. И с годами все больше.
– Он обращался к молекулярной психиатрии? Может быть, в последнее время участвовал в тестировании новых препаратов?
– Вы думаете, он устроил стрельбу под воздействием какого-то лекарства?
– А вы так не думаете?
Маргарита нахмурилась, размышляя.
– Возможно. Я не знаю, что он принимал. Не видела рецептов.
– Вам известно, кто его консультировал в последнее время?
– Нет. Он никогда не рассказывал о своих врачах и таблетках. Думаю, для него самого это было не очень-то и важно, потому он и обращался все время в разные клиники – какая разница, если никто все равно не мог ему помочь, вылечить по-настоящему. Людовик мечтал, чтобы у него из груди вырезали эту проклятую «губку», а вместо этого его пичкали «гидроизоляторами», чтобы она не разбухла слишком сильно.
Какое-то время обе женщины молчали, и Лудивина заметила, что, несмотря на необычную коллекцию, в квартире очень спокойно; тишину нарушали только тиканье часов с маятником в коридоре и отдаленный шум дороги за окнами. Она сделала глоток горячего кофе.