Терпимость

Люди, которые в XVIII веке защищали дело терпимости, редко принадлежали к какой-либо определенной конфессии. Ради личного удобства они иногда прибегали к некоторым внешним проявлениям религиозного соответствия, которые держали жандармов подальше от их письменных столов. Но что касается их внутренней жизни, то с таким же успехом они могли бы жить в Афинах в четвертом веке до нашей эры или в Китае во времена Конфуция.

К сожалению, им часто не хватало определенного почтения к различным вещам, которые большинство их современников уважали с большим уважением и которые они сами считали безобидными, но детскими пережитками ушедших дней.

Они мало интересовались той древней национальной историей, которую западный мир по какой-то странной причине выбрал из всех вавилонских, ассирийских, египетских, хеттских и халдейских летописей и принял за путеводитель по морали и обычаям. Но истинные ученики своего великого учителя Сократа, они прислушивались только к внутреннему голосу собственной совести и, невзирая на последствия, бесстрашно жили в мире, давно уже отданном робким.

ГЛАВА XXVII. НЕТЕРПИМОСТЬ ОТ РЕВОЛЮЦИИ

ДРЕВНЕЕ здание официальной славы и неофициальной нищеты, известное как Королевство Франция, рухнуло в памятный августовский вечер 1789 года от Рождества Христова.

В ту жаркую и душную ночь, после недели нарастающей эмоциональной ярости, Национальное собрание превратилось в настоящую вакханалию братской любви. До того момента, когда сильно возбужденные привилегированные классы не отказались от всех тех древних прав и прерогатив, на приобретение которых им потребовалось три столетия, и, как простые граждане, не заявили о пользе тех теоретических прав человека, которые отныне станут краеугольным камнем для всех дальнейших попыток народного самоуправления.

Что касается Франции, то это означало конец феодальной системы. Аристократия, которая на самом деле состоит из “аристократов” – лучших из самых предприимчивых элементов общества, которая смело берет на себя руководство и формирует общую судьбу страны, имеет шанс выжить. Дворянство, которое добровольно уходит в отставку с действительной службы и довольствуется декоративной канцелярской работой в различных правительственных департаментах, годится только для того, чтобы пить чай на Пятой авеню или содержать рестораны на Второй.

Таким образом, старая Франция была мертва.

К лучшему это или к худшему, я не знаю.

Но она умерла, и вместе с ней ушла в прошлое та самая возмутительная форма невидимого правления, которую Церковь со времен Ришелье могла навязывать помазанным потомкам Людовика Святого.

Воистину, теперь, как никогда прежде, человечеству был дан шанс.

Излишне говорить об энтузиазме, который в то время наполнял сердца и души всех честных мужчин и женщин.

Тысячелетнее царство было близко, да, оно наступило.

И нетерпимость среди многих других пороков, присущих автократической форме правления, должна быть навсегда искоренена с этой прекрасной земли.

Друзья, защитники отечества, дни тирании прошли!

И еще несколько слов на этот счет.

Затем занавес опустился, общество очистилось от многочисленных пороков, карты были перетасованы для новой сделки, и когда все закончилось, вот наш старый друг Нетерпимость, одетый в пролетарские панталоны и причесанный по-Робеспьерски, сидит бок о бок с государственным обвинителем и получает удовольствие от своей порочной старой жизни.

Десять лет назад он отправил людей на эшафот за утверждение, что власть, существующая исключительно по милости Небес, иногда может быть ошибочной.

Теперь он подтолкнул их к гибели за то, что они настаивали на том, что воля народа не обязательно всегда и неизменно должна быть волей Бога.

Ужасная шутка!

Но шутка, оплаченная (в силу природы таких популярных фантазий) кровью миллиона невинных прохожих.

То, что я собираюсь сказать, к сожалению, не очень оригинально. Ту же идею, изложенную в других, хотя и более изящных словах, можно найти в трудах многих древних.

В вопросах, касающихся внутренней жизни человека, есть, и, по-видимому, всегда были и, скорее всего, всегда будут две совершенно разные разновидности человеческих существ.

Немногие, благодаря бесконечному изучению и созерцанию, а также серьезному поиску своих бессмертных душ, смогут прийти к определенным умеренным философским выводам, которые поставят их выше обычных забот человечества.

Но подавляющее большинство людей не довольствуется умеренной диетой из духовных “легких вин”. Они хотят чего-нибудь острого, чего-нибудь, что обжигает язык, причиняет боль пищеводу, что заставит их сесть и обратить на это внимание. Что это за “что-то”, не имеет большого значения, при условии, что оно соответствует вышеупомянутым спецификациям и подается прямым и простым способом и в неограниченных количествах.