Ехала я на встречу в самом мрачном настроении. И дело было не только в неважном самочувствии. В голову все время лезло одно и то же: парк, скамейка, поцелуй с Котиком. И то, что потом произошло в офисе Чарушникова, когда я поняла: что-то изменилось. А теперь мы сидели там же, обсуждали с партнерами наши дела, и я никак не могла сосредоточиться.
— ВалерСергевна, как вы ко мне ни приедете, так и гроза, — сказал Чарушников, подойдя к окну. — Тучи какие собираются. А вроде, по прогнозу не обещали.
Когда я вышла из бизнес-центра на стоянку, небо с севера действительно было черным, как и в прошлый раз. «Горе, горе, крокодил наше солнце проглотил», — вспомнила я Чуковского. Оно еще светило, но тучи уже подобрались к нему вплотную.
Гроза… в тот раз тоже была гроза. А на следующий день я приехала снова, села на скамейку — и ничего. Может, дело в грозе? Может?..
«Лера, ты совсем рехнулась? — одернула я себя. — Тебе мало неприятностей? Хочешь еще? Что, если все станет еще хуже? Мы только-только с Вадимом начали из этого выбираться».
«А что, если это шанс? — возразила какая-то часть меня. — Ты же говорила, что ни секунды не раздумывала бы, если б такая возможность появилась. Возможность все вернуть. Ведь все дело в поцелуе, которого не должно было быть. Если его не будет…»
Хоть монетку кидай. А почему бы и не кинуть? Я вытащила из кошелька пять рублей. Орел — попробую. Решка — нет.
Выпал орел. В конце концов, скорее всего, ничего и не выйдет. Гроза — не гроза, какая разница! Это был какой-то одноразовый провал во времени. Так что… Но даже если вдруг снова удастся вернуться на двадцать лет назад, я ведь знаю, в чем дело. Знаю, как все можно исправить. Просто помахать Котику рукой, когда он пробежит мимо. И все. Ничего не говорить, не звать его. И ничего не будет. Ничего не изменится. Конечно, две последние недели прежней реальности тоже выпадут, я не буду о них ничего знать, но лучше две недели, чем пять лет. Особенно если учесть, что Котик здесь вдруг оказался в числе моих контактов — и хорошо, если это просто контакт, а не что-то похуже.
Последнее обстоятельство заставило меня решиться. Я свернула на Кузнецовскую и поставила Джерри там же, где и в прошлый раз. Перебежала дорогу, вошла в парк. Аллея, детская площадка, каток, еще одна аллея. Вот и скамейка в глухом закоулке — никуда не делась. Такая же белая, сверкающая свежей краской. Я огляделась по сторонам — никого. Забралась на скамейку, села на спинку, поставив ноги на сиденье. Тучи почти затянули солнце. Издалека заворчал гром — пока еще тихо.
…За шиворот с куста тиса упала холодная капля — я вздрогнула. Из-за поворота показалась Маринка.
— Сидишь? — спросила она ехидно. — Котика ждешь? Ну сиди, жди. Бежит твой ненаглядный.
23
Шорох гравия, синее пятно спортивного костюма мелькнуло за деревьями. Женька поравнялся со скамейкой, повернул голову. Я подняла руку, чтобы махнуть ему. Моя кроссовка скользнула по мокрому сиденью, и я съехала со спинки вниз, больно ударившись об нее затылком.
— Лерка, ты не ушиблась?
Женька подбежал ко мне, сел рядом, неловко положил руку на мое плечо.
— Все в порядке, — дернулась я, но Женька руку не убрал.
Он наклонился ко мне…
Сверкнула молния, почти сразу же ударил гром. Все небо было затянуто черно-лиловыми тучами. Верхушки деревьев тревожно шумели на ветру. Я сплюнула, вытерла губы, выругалась и быстро пошла к выходу из парка.
Первые капли дождя упали, когда я переходила улицу. Пришлось поднажать. Стоило мне захлопнуть дверцу машины — и началось. Лило так, что я не рискнула тронуться с места. Сидела и смотрела, как змеятся по лобовому стеклу потоки воды. Молнии вспыхивали одна за другой, раскаты грома накладывались один на другой. Меня трясла крупная дрожь.
Спокойно, Лера, спокойно!
Я достала из сумки паспорт. Соболева Валерия Сергеевна. Не Котова — уже слава богу. Зарегистрирован брак с Соболевым Вадимом Петровичем. Дети — Соболев Петр Вадимович и Соболев Павел Вадимович.
Я набрала номер Вадима.
— Ты еще не доехал?
— Еду, — ответил он. В трубке был слышен шум двигателя и какая-то музыка по радио. — Все в порядке?
— Да, просто тут гроза дикая. Я на юге, в Московском районе.
— А, ну тут прошла уже. Дорога мокрая, но солнце. Ладно, давай. Приеду — напишу. Целую.
«Приеду — напишу» и «целую» — это был хороший знак. Моя неудачная попытка все исправить не навредила еще больше. Видимо, дело было в том, что тот единственный поцелуй в парке что-то значил для меня, но абсолютно ничего для Женьки. Он ведь был тогда влюблен в Наташку, а я была… ну да, «лучший друг». Точнее, жилетка для слез и соплей. Именно поэтому какие-то изменения начались лишь пять лет назад. Наверно, мы как-то пересеклись тогда…
И тут меня словно током ударило — как будто молния попала в Джерри и прошла сквозь меня.