Читаем Терра инкогнита полностью

Через два часа сигнальщик доложил на флагманский мостик “Цесаревича”, что русскую эскадру со всех сторон окружают японские суда. Флаг-офицер начал пересчитывать дымы приближавшихся кораблей, но скоро перестал — у адмирала Того было втрое больше вымпелов, чем у русских. Штурман громко перечислял названия японских броненосцев и броненосных крейсеров, выдвигавшихся наперерез порт-артурской эскадре — флагман “Микаса”, за ним “Асахи”, “Фудзи”, “Якумо”, “Читозе”, “Шикишима”, “Чин-Иен” и еще много-много других. С расстояния в восемьдесят кабельтовых японцы открыли огонь по русским. Того поднял сигнал “Все вдруг” и его броненосцы начали забирать голову русской колонны в клещи, используя преимущество в скорости в четыре узла, а японские крейсера начали обходить порт-артурцев с тыла. Русские повернули на четыре румба влево и противники разлетелись на контр-галсах.

Вымпелы с Андреевским флагом на корме рвались к Корейскому прорыву, за которым открывалась дорога на Владивосток, где их должны были прикрывать крейсера владивостокской эскадры “Россия”, “Рюрик” и “Громобой”. Желтое море покрылось вздыбленными фонтанами фугасных взрывов. Все стреляли по всем и быстро довели огонь до невозможного предела.

Впереди в дыму и в языках огня шел “Цесаревич”. Японские броненосцы наконец пристрелялись по русскому флагману, на котором непрерывно огромные черные султаны от разрывавшихся снарядов. Прикрывая флагмана, в сумасшедшую атаку на “Микаса” полетели крейсера “Диана”, “Паллада”, “Аскольд” и “Новик”.

“Цесаревич” и “Микаса” загорелись одновременно. Уже было около пяти часов вечера и русские корабли почти прорвались к Цусимским островам. Три коротких дымящихся колонны броненосцев, крейсеров и миноносцев шли совсем рядом друг с другом и их неотвратимо догоняли японские корабли, легко державшие восемнадцать узлов в час против русских четырнадцати.

Шедшая замыкающей “Победа”, с недостаточным броневым прикрытием и десяти, а не двенадцатидюймовыми орудиями главного калибра, начала новую артиллерийскую канонаду. Обе эскадры окутались бело-черным дымом. Разрывы целиком окутали “Победу” и казалось, что на ней не осталось в живых не одного человека. Преимущество в мощи японского огневого залпа наконец проявилось. Горели старенькие “Севастополь” и “Полтава”, на “Пересвете” снесло мачту, а на “Ретвизане” трубу. Японские корабли тоже были покрыты шапками разрывов, и когда дым рассеялся, с тридцати кабельтовых были хорошо видны их многочисленные повреждения. Двадцать японских броненосцев и крейсеров и пятьдесят миноносцев атаковали и атаковали короткие русские колонны.

Сражение приняло чрезвычайно ожесточенный характер. Невзирая на тройное численное превосходство японцев в количестве и пятерное в огневой мощи, русские упорно рвались вперед, нанося ощутимые ответные удары. После сражения японские газеты писали, что никогда еще русские не проявляли столько выдержки и упорства. Артиллеристы на порт-артурских судах ни на минуту не оставляли своих орудий и стреляли, стреляли, стреляли по противнику.

В шесть часов вечера японский залп накрыл мостик русского флагмана, а второй разнес бревую рубку. Штаб эскадры был уничтожен целиком, “Цесаревич” остановился и закрутился на месте, и в многочасовой битве наступил перелом. Залитые сталью и кровью русские корабли, почти превращенные в развалины, яростно поворачивались на японскую эскадру, готовые погибнуть, но спасти честь Андреевского флага. Зрелище этой отчаянно-мертвой атаки, казалось, потрясло само небо и воздух, видевших, как адмирал Того в бешенстве топтал ногами свою фуражку, почему стараясь обязательно раздавить кокарду. Японские корабли открыли огонь из всех орудий и началась последняя фаза этого сумасшедшего морского сражения.

На русских кораблях начался ад. Палубы были завалены грудами искареженного металла, пологвину орудийных башен заклинило и они не проворачивались, везде вперемешку лежали раненые и убитые. Корабли русской эскадры разворачивались на противника заклиненными башнями и стреляли, стреляли, стреляли. Понимая, что эскадра гибнет, “Ретвизан” поднял невиданный на флоте сигнал “Микаса”, иду на таран”. Корабль, невероятным образом наращивая и наращивая ход, двинулся на японский флагман и все корабли противника сосредоточили на нем почти весь свой огонь. “Ретвизана” слева и чуть сзади поддерживала “Победа”, убийственно-мертво державшаяся на боевом курсе. Великолепный броненосец шел быстро и снаряды японцев давали перелет за перелетом. Среди желто-черного моря, весь в дыму и пламени, во всплесках орудийных выстрелов, шел на врага русский броненосец и вода дрожала под ним. Самурай Того не выдержал и приказал “Микаса” отвернуть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология