Терра инкогнита. Книга 1-я

Погода наладилась. В небе мерцали звезды, и серебрился диск луны. На пирсе – хрусткий снег. После непривычного воздуха отсеков дышалось легко и вкусно. Но все это не радовало. Субмарина подавила нас своей недосягаемой сложностью и холодностью саркофага.

Остаток ночи, в кубрике, мы долго ворочались на своих жестких койках и не могли уснуть. В дальнем углу слышался чей-то тихий плач. На душе скребли кошки.

Утро принесло облегчение. Поразмыслив, мы пришли к общему мнению, что деваться нам некуда. Если другие служат, послужим и мы.

– Бог не выдаст, свинья не съест,– оптимистически заявил Саня Николаев.

Потом мы побывали на лодке еще пару раз, знакомясь с кораблем поближе.

Между тем Финский залив замерз, и по ледовой тропинке нас начали регулярно водить на Чумный форт, мрачно торчащий из залива примерно в двух километрах от Кронштадта. Раньше, по рассказам старожилов, в нем проводили опыты по созданию противочумной сыворотки, затем использовали под тюрьму.

Теперь, в подземных казематах форта, расположенных ниже уровня моря, находились базовые минные склады, В них, при постоянной зимой и летом температуре и влажности, хранились огромные запасы мин и торпед.

Начиная от устаревших – парогазовых и кончая современными – электрическими, с акустическими системами наведения.

Под присмотром пожилых мичманов-минеров с форта, мы на специальных тележках на резиновом ходу, перевозили эти смертоносные сигары из хранилищ в мастерские форта для ремонта и профилактики.

Сначала мандражили. В каждой торпеде имелось 600 килограммов тротил-гексоген-алюминия или еще более мощной «морской смеси», способных при детонирующем взрыве поднять на воздух этот чертов форт, а может быть и весь Кронштадт. От нас, соответственно, остались бы только атомы или души, если такие имеются.

Однако, через несколько дней, чувство страха притупилось, и курсанты лихо катали опасных красавиц по мрачным лабиринтам форта.

А во время перерывов на отдых, служившие на складах ветераны иногда угощали нас минным сахаром. Хрупали его курсанты с удовольствием.

В один из таких дней мы стали свидетелями весьма занимательного действа.

У форта высились несколько сторожевых вышек, на которых дежурили девушки – стрелки военизированной охраны. Их называли «вохрушками».

Нас инструктировали, что приближаться к вышкам нельзя, могут запросто шлепнуть. По внешнему же периметру форта иногда следовали патрули береговой базы, водившие со стрелками знакомство. Развитие одного такого мы и наблюдали.

Неподалеку от вышки, у гранитного валуна, какой-то матрос, разложив на тулупе девицу трахался с ней не обращая внимания на изрядный морозец. Вохрушке это по видимому нравилось, и она громко смеялась. Воровато косясь на бесстыдную парочку, мы прошли метрах в двадцати от них. Искренне завидуя.

– Да, везет некоторым, я бы от такой службы не отказался, – мечтательно заявил шагавший со мной рядом Женька.

Кроме нашей ротной сверхсрочницы, да пожилых крикливых буфетчиц, женщин с момента призыва курсанты практически не встречали, так как в увольнения не пускали. В Кронштадте был объявлен карантин. По каким причинам, мы не знали.

В конце февраля роту вывели на стрельбище.

Оно находилось в нескольких километрах от школы, на пустынном берегу залива. Дальний конец заканчивался насыпным валом, на заснеженном пространстве, тут и там, дрожала на ветру сухая полынь.

Роту выстроили лицом к валу, после чего впереди, метрах в двухстах, установили ростовые мишени, а перед строем расстелили брезент.

На линию огня выходили по пять человек, стреляли из положения лежа, по команде, тремя патронами.

Затем предъявляли оружие к осмотру, вставали и снова по команде бежали осматривать мишени.

Увы, у большинства все пули ушли в белый свет, как в копейку. Я попал в свою мишень всего один раз, да и то в шестерку.

Потом стреляли офицеры с мичманами и старшинами. У них результат был получше.

Настроение после стрельб повысилось, назад шагали, под строевую песню.

В марте резко потеплело, с залива подули влажные ветры, и неожиданно приехал батя.

У нас шли занятия по защите от оружия массового поражения, когда меня через дневального вызвали на КПП.

Понятия не имея, кому понадобился я в одной робе выскочил на улицу, махнул через плац и, войдя в помещение, доложил о прибытии.

Дежурный мичман кивнул на дверь смежной комнаты.

– Зайди, к тебе родитель приехал.

Я ожидал чего угодно, только не этого. О возможном посещении отца, в письмах из дома не было и намека.

Они с Захаровым сидели на скамейке у окна и о чем-то беседовали.

– Ваш сын, Николай Леонтьевич,– прокомментировал мое появление старшина.

Вид у меня был, наверное, настолько огорошенный, что инструктор и отец переглянувшись, весело захохотали.

– Вот,– решил тебя навестить, – хитро прищурился родитель.

На нем было распахнутое пальто, из-под которого виднелся костюм с галстуком и орденскими планками (батя явился при параде), каракулевая, сдвинутая на затылок шапка.

– Значит, как договорились, – встал со скамейки старшина, протягивая отцу руку.