– Так у Лисницкой букет в кубике. Я к ним только что заходила, товарную накладную на подпись занесла.
– Еще один? – ахнула Тонечка. – Розы ей же прислали в обед, только Июлька их выбросила с психа, мужик, видать, не по нраву пришелся. Женихов, я смотрю, у нее хватает, можно и поперебирать. А второй тоже выкинула?
– Что ты! Сидит с ним в обнимку, навзрыд плачет, как припадочная. Я бы поняла еще, над розами подобными реветь. Колокольчики самые обычные, только покрупнее полевых. Шеф ее успокаивает, меня попросил водички принести. А я ж не дура, принести – принесла, но сначала в коридоре постояла, интересно же, – и Тамара ухмыльнулась.
– Не томи уже, говори! – навострили уши остальные.
– Да я особо ничего и не услышала, – призналась Тамара, с кряхтением опуская ноги на пол. – Только стенания жалобные, мол, чуть не убили его уже один раз, а дальше что будет?
– Во дела! – побледнела Леночка. – С бандитом, что ли, связалась?
– Вроде нет. Ее Анатолий Иваныч спросил, кто он, Июлька подумала с пару секунд и промямлила, что военнослужащий по контракту, а больше ничего не могу рассказать, уж простите. А шеф и брякнул с улыбкой: «Мне больше и не надо, скажи только, он мужик хороший, не будет тебя обижать?» А Лисницкая в ответ аж порозовела и шепнула: лучше всех…
– Секретка! – у Тони загорелись глаза. – Может, в ФСБ служит или еще где. Им же запрещено рассказывать посторонним о своей деятельности.
– Секретные по кабинетам сидят, бумажки перебирают, – покачала головой Екатерина Андреевна. – А ФСБ и прочие подобные службы упразднили с начала правления Великих. Хотя, теперь вот сижу и думаю – а упразднили ли на самом деле?
Она закинула в рот пару орешков в меду, прожевала и через минуту продолжила.
– Если он вояка по контракту, еще и под неразглашением, то может быть и снайпером. Мало ли, террористов каких гоняет или мафиозников, уж этой дряни во все времена было навалом.
– Грохнут его однажды, – снова вздрогнула Леночка. – Вот тогда втройне порыдает. Я бы не стала с таким связываться, опасно.
– Да ну тебя, трусиху, – отмахнулась Тоня. – Зато мужики подобные с достатком, никогда копейки считать до получки не будут. Может, и не прогадала Июлька, что выбрала второго. Колокольчики, конечно, не розы, зато и списка требований, я так полагаю, нет. Может, наоборот, сплошные клятвы в любви.
– Они самые, – тут же согласилась Тамара, и все снова уставились на нее. – Что? Я один раз послушала, потом воды принесла и подсмотрела вдобавок. Интересно же! Там записка на столе лежала крохотная, но я мало что поняла, вроде по-русски, но словами высокопарными, как в старых книгах. «Клянусь защищать вас от любых невзгод и напастей, быть вам опорой и поддержкой до конца дней», и далее в том же духе.
– Боже, как это романтично, – восторженно пискнула Леночка, и Тамара тут же смерила ее насмешливым взглядом.
– На одной романтике далеко не уедешь, – заметила мудрая Екатерина Андреевна. – Все они поначалу лебеди белые. Когда только кобелями черными стать успевают?
– Посмотрим, – хмыкнула Тамара, протягивая руку за последним куском торта. – А я так скажу – если Июльке в этот раз повезет, я тоже порадуюсь. Потому что где один нормальный мужик, там и еще двое-трое, не будет же он со сволочами дружить. Глядишь, и нам перепадет чего. И не вздумайте болтать об этом попусту! А то вас не предупреди – завтра уже по всем кабинетам разнесете.
Тоня и Лена смутились под тяжелым взглядом коллеги и согласно закивали.
Через час здание опустело. Лишь на третьем этаже за столом у открытого окна осталась сидеть девушка в синем брючном костюме. Выгоревшие до льняной белизны волосы были заплетены в косу ниже лопаток. Она нервно морщила изящный носик, усыпанный светлыми конопушками, и грызла шариковую ручку. Лист бумаги, лежащий на столе, был исписан на две трети, но ей все казалось, будто она пропустила что-то очень важное.
Девушка перевела взгляд на рисунок, лежащий под настольной лампой, и всхлипнула. Рука сама потянулась к наполовину опустошенной пачке бумажных салфеток.
С картинки, нарисованной серым грифельным карандашом, на нее смотрело собственное лицо. Именно такой она была в те дни, когда война и смерть близких, даже не реальная, а гипотетическая, маячили где-то за горизонтом. Как удалось неведомому художнику с помощью одного цвета передать и загар, и оттенок глаз, и цвет веснушек? Вьющиеся прядки у лица, полуулыбка в уголках губ, ехидный взгляд, направленный чуть в сторону. Казалось, что сейчас портрет оживет, девчонка повернет голову, улыбнется по-настоящему и спросит: «Рыжий, ты опять за свое?»
Июлия тихо рассмеялась, вытирая глаза, погладила бутоны ярко-лиловых колокольчиков, стоящих здесь же в вазе, а затем нарисовала на нижней части листа с письмом мордочку большеглазого котенка с рыже-черными пятнами, как у Бестии. После сложила его пополам, заколола скрепкой, отодвинула верхний ящик стола и достала старинную шкатулку с потрескавшимся лаковым покрытием.