Письмо аккуратно опустилось внутрь, крышка с мелодичным звоном захлопнулась. Июлия подождала несколько секунд, затем выдохнула и снова открыла.
Внутри было пусто.
**
Спустя месяц после битвы
День у Ники не задался с самого утра. Накануне пришлось засидеться за учебниками до двух часов ночи и утром она проспала все три сигнала будильника. Был шанс успеть в универ на пары, если бы она вскочила и понеслась на улицу прямо в том, в чем спала. Но если выкрашенные в зеленый цвет волосы преподаватели ей прощали, то на пижаму с зайчиками точно не станут закрывать глаза. А вредный декан наверняка поинтересуется перед всей группой, не перепутала ли студентка Илларионова языковой факультет высшего учебного заведения с детским садом «Земляничка», что располагался в том же районе.
Пришлось торопливо принять душ, почистить зубы, натянуть свежее белье, джинсы с майкой, тоненькую ветровку. А вот на макияж и завтрак времени совсем не осталось. Хорошо, догадалась собрать сумку еще с вечера!
Чертыхаясь, девчонка поскакала по подъездной лестнице вниз, перепрыгивая через две-три ступеньки, вылетела на улицу, пробежала трусцой мимо двух пятиэтажных домов, перешла дорогу по сигналу светофора, затем снова набрала скорость и понеслась торпедой через сквер, пугая голубей и ранних мамаш с колясками.
И лишь добежав до переулка за магазином здорового питания, она вдруг вспомнила, что сегодня не к первой паре, а ко второй. Хотелось выругаться, но бабушка говорила, что воспитанные девочки неприличными словами не выражаются, и Ника ограничилась тяжким вздохом.
Легко бабушке говорить! У нее в школе не забалуешь. Правда, теперь, когда Великие покинули Землю, к людям потихоньку возвращалась убежденность в том, что ребенок – личность, и его надо уважать, а давить авторитетом – ни-ни. Но дети все равно вели себя пристойнее студентов, даже на усложнившуюся учебную программу почти не ворчали. Ника невольно пожалела ребят. Они же не знали, как учились раньше, наверняка им трудно привыкать к былым порядкам.
Школьная учительница Евгения Львовна тайком обучала внучку всему, что знала сама. В университет на лингвистический факультет девчонка поступила играючи, и первый год не занималась вообще, потому что обучением эту тягомотину назвать было нельзя. Как понимать иностранные языки без практики с носителями, без разбора хотя бы элементарных бытовых ситуаций?! Бабушка, владевшая английским и итальянским, натаскала Нику довольно прилично, и на парах та откровенно скучала.
«Господа Великие скоро придумают всеобщий язык, поэтому просто принимайте услышанное к сведению, не более. Со следующего семестра введем новую программу», – говорил ректор. И ввел, не соврал. Только старую, которая была до эпохи Всеобщего равенства, длившейся десять лет. И теперь преподаватели, соскучившиеся по нормальной работе, драли со студентов семь шкур. Треть потока собиралась отчисляться, потому что ничего не знала и не понимала.
Нике было легче, она просто уставала с непривычки, а еще путала расписание. Вот как сегодня. Возвращаться домой поздно, а районные кафе откроются ровно через десять минут после начала занятия. Значит, позавтракает она не раньше полудня. Что за день бестолковый?!
Расстроенная второкурсница брела сквозь переулок, не замечая, что за ней крадется сутулая мужская фигура. Вот незнакомец воровато оглянулся, хмыкнул длинным носом, сплюнул в кадку с пеларгониями, стоявшую у железной двери под глубокой кирпичной аркой, сунул палец в рот и свистнул.
Ника завизжала – прямо перед ней из-за мусорных баков выскочил еще один тип в грязно-серой порванной рубахе.
– Ты посмотри-ка, – щербато оскалился он. – То ли девка, то ли мужик, то ли кикимора болотная с патлами зелеными.
– Отвалите! – вскрикнула Ника, пятясь к стене. – Я вас знаю, вы сектанты «Народного порядка!» Не боюсь я вас, вы торчки безмозглые и женщин ненавидите! Я Полицию нравов позову и сообщу, что вы из тюрьмы сбежали!
И осеклась, увидев мелькнувший в руке носатого нож.
– А нас выпустили после ухода господ Великих, – прошипел он с ненавистью. – Только мы их дело славное продолжим, глядишь, все равно в верхние миры заберут за благочестие. А мы пока карму себе наработаем хорошую – научим уму-разуму с десяток таких поганок, как ты, чтобы рот не открывали, пока мужчина не разрешит, да не выглядели, как чучело, в краске перемазанное, и брюки на себя не пялили.
Он сделал шаг, и девушка замерла, судорожно шаря рукой по стене позади себя, в поисках торчащего осколка кирпича. Драться она не умела, но склонять голову перед подонками не собиралась.
– Так и Полиции нравов больше нет, – гыгыкнул второй. – Осталась кучка бесполезных идиотов, которые не могут с порядком на улицах совладать. Сюда они не доберутся. Нет, голубка, обреем тебя налысо, штаны снимем, а там решим, что дальше делать.
И мужик отвратительно, с прихрюкиванием, заржал. Ника как раз нащупала за спиной острый металлический прут и дернула его на себя.
– Не подходите, гады, – всхлипнула она, выставив вперед корявый кусок арматуры.