— Его силы иссякают, — Индра тяжело дышал, сжимая виски. — На то, чтобы уничтожить стальное чудище со всеми белобрысыми на борту, у повелителя от силы минут десять.
— Да нас за десять минут нашинкуют вместе с ранеными и оставшимся войском, как морковку для салата… — снова начал Гиннар, но его пламенную речь прервал стук палки о землю.
Василий Иванович стоял за их спинами, свежий и выбритый, в стареньком, но вполне приличном костюме, словно планировал не участие в межмировом сражении, а прогулку в центральном парке или поход в театр.
— Отличный денек сегодня. Жаркий, но не слишком, а ветер пахнет грозой и скошенным сеном с ближайших полей, — сказал он, добродушно улыбаясь. — Самое то, чтобы жить, но никак не умирать. Слышите меня, молодежь? Не смейте думать о гибели, рано вам еще.
И прежде, чем кто-либо успел ему ответить, ветеран повернулся к Индре.
— Лети к своей армии, мой юный друг, и созывай ее ближе к крепости. Остальные — вытаскивайте все запасы фумигаторов, они любых насекомых угробят, даже генно-модифицированных. Только осторожнее, на поле за рекой уже минимум сотня раненых, и в крепости у нас один хворый сокол и восемь спящих ребятишек. Не потравите их.
— Но отец…
— А отцу я помогу вместо тебя. В конце концов, я больше понимаю в космических кораблях. И потом, когда я еще умудрюсь примерить сказочную корону? — подмигнул принцу Василий Иванович.
Но Индра отшатнулся в сторону, замахав руками.
— Это невозможно! Венец убьет обычного человека, в нем слишком много энергии, опасной для всех, кроме самых сильных боевых магов! Даже я могу носить его лишь первые сутки после получения взрослой ипостаси! Вы погибните, Василий Иванович! — с отчаянием застонал он.
— А иначе все мы сегодня погибнем, дорогой мой мальчик, — хмыкнул Василий Иванович. — А если рискнем — может, и выживем. И я выживу, с утра пять кружек чая с травками из Витькиной шкатулки выпил, неужто не помогут?
Старик подошел к Индре вплотную и положил руку ему на плечо.
— Алиска говорила, ты у нас остаться решил? Тебе в институт поступать надо, нечего в неучах такому взрослому ходить. А если и вправду хочешь космические корабли строить, то там физика с математикой нужны, без них никак, а в обычную школу тебе нельзя. Так что выучу я тебя за годик-другой, зуб даю, сдашь экзамены на пятерки.
Индра молчал, только смотрел на ветерана запавшими от усталости глазами, в которых плескалась тревога.
— Видишь, никак нельзя помирать ни тебе, ни мне, — спокойно продолжал тот, словно не замечая криков союзников, гибнущих в долине, и суету Зигфрида с Риком и Артуром, вытаскивающих со склада баллоны с химией против насекомых. — Поэтому будем жить. Счастливо или не очень — это уж как получится, но умирать сегодня нечего. Слишком хороший день, слышишь меня?
И юный сокол, прикусив нижнюю губу, снял с головы отцовский венец и протянул его Василию Ивановичу.
— Вот и славненько, — улыбнулся старик. — Лети, орленок, выше солнца, и не тревожься ни о чем. Помоги своему войску. Не победим, так надкусаем.
Индра смутился, щеки его порозовели.
— Я не орленок, эту ипостась получают только правители, те из нас, кто самый достойный…
— Ну, папа же у тебя орел? Значит, и ты орленок, ловкий и отважный. И все у нас получится, главное — верить в свои силы.
— Может, хватит друг перед другом расшаркиваться? Или ждете, пока ваш феникс сам себя на вертел насадит и поджарится? — зашипел Гиннар, не сводивший напряженного взгляда со стены, где в тенистом зеркале рядом с инопланетным звездолетом кружила полыхающая птица. Без управления чужим разумом она пыжилась, как задиристый петушок на рыночных соревнованиях, и бестолково билась грудью в железную обшивку, из которой и впрямь кое-где торчали острые штыри.
Индра торопливо кивнул Василию Ивановичу и тут же рванул в небо, забыв в траве уже бесполезный крылатый шлем. Василий Иванович посмотрел ему вслед и с тихим вздохом опустил серебристый венец из двух переплетенных полосок-веточек на голову. Вот ему, старому богатырю, он оказался впору.
… он жил тысячи лет, осеняя своим крылом достойнейших, храня в себе память всех предыдущих поколений правителей. Он приходил во время великой беды, и полчища врагов падали ниц от ужаса перед его величием и могуществом, ибо мог он уничтожать целые города, выпускать моря из берегов, а небо и землю менять местами. Цену он брал за свой призыв под стать своей мощи, выпивая жизнеогонь едва ли не до дна, потому и взывали к нему не часто, а лишь в минуты самого страшного отчаяния.
Но сейчас он столкнулся с чудищем, которого раньше не видывал. Холодное, бездушное, оно лениво плевалось в него раскаленными лучами и не поддавалось никаким атакам. Самое несокрушимое в двух мирах волшебное создание лишь изранило себе грудь о железную кожу твари, заслонившей собой Солнце, и практически обессилело. Все же феникс был существом не только из огня, но и из плоти, а перелет через извечную тьму, мертвую и холодную, отнял очень много энергии. А существо, державшее его своим разумом, не могло помочь практически ничем.