Читаем Terra Nipponica: Среда обитания и среда воображения полностью

Вот здесь и постель.

Однако и при таком радикальном расширении угла обзора поэты хайку унаследовали пристальный взгляд на круговорот времен года. В любом стихотворении хайку должно присутствовать «сезонное слово» (киго), которое указывает на время года. Список сезонных слов в хайку намного больше, чем в поэзии танка, но все-таки такой список оказался необходим японцу, привыкшему соизмерять свою жизнь с природной поступью. В то же время следует помнить: хайку лишены мироустроительных и ритуальных смыслов, свойственных «песням Ямато» (вака). Таким образом, хайку с полным основанием можно отнести к «художественной литературе», не претендующей на мироустроительную функцию.

Кроме эстетического наслаждения и стимула к творчеству путешествие имеет и функцию исторического познания. Посещение руин, могил, памятных мест, рассказы местных жителей «о прошлых временах» вводят историческое измерение путешествия. Моления в святилищах и храмах тоже были часто целями (конечными или промежуточными) для путешественников. В любом случае, какова бы ни была цель путешествия, путь к достопримечательности лежал через природную среду, которая была напитана многообразными культурными (антропогенными) смыслами. Неизбежные для того времени трудности, тяготы и опасности пути, на которые непременно сетовали путешественники, играли роль «испытания героя», делали достижение цели еще более ценным.

Поэты из простонародья, подобные Басё, зачастую проводили свою жизнь в путешествиях. Они были лишены (лишали себя) постоянного жилища. Огромное количество «хижин Басё», сохранившихся (или якобы сохранившихся) по всей Японии, отражает его поэтически-кочевой образ жизни. В то же самое время основная часть населения и элита тяготели к оседлости. Путешествие было для них лишь эпизодом. Эти люди предпочитали не проводить свое время в странствиях в погоне за завораживающими душу пейзажами, а создавать (воссоздавать) их в непосредственной близости от своего жилища.

Период Токугава характеризуется широчайшим развитием садово-паркового искусства. В отличие от прежних времен, когда сад – это крепость, предназначенная для обороны от агрессивного и вредоносного пространства, сады нового времени являются отражением более радостного и жизнеутверждающего миросозерцания.

Идея о том, что природа является источником «радости», находила рукотворное воплощение в садах. Говоря о «японских садах», как западные, так и японские ученые основное внимание уделяли и уделяют садам, имеющим буддийское происхождение, которые запечатлели буддийскую картину мира. Но на самом деле существовал и иной тип садов – сады, разбитые в усадьбах богачей. Об одном из них сообщает знаменитый поэт и художник Ёса Бусон (1716–1783): «В провинции Хитати, в местечке под названием Симодатэ, живет человек по имени Накамура Хёдзаэмон… Будучи богачом, каких мало, он и дом выстроил сообразно положению своему – по два тё [1 тё=109,9 м] с каждой стороны, а в саду собрал причудливых форм камни и редких пород деревья, провел туда ручьи, поселил птиц, насыпал холмы, чтобы можно было прямо из дома любоваться прекрасными видами. Правитель здешних мест и тот частенько заглядывал к нему, словом, не было в округе человека влиятельнее…»[403].

Таким образом, Бусон сообщает нам о том, что обширный и прекрасный сад является атрибутом богатства и престижа, другая же – экзистенциальная – цель такого сада – приближение природы к личному пространству, что создает возможность путешествовать не выходя из дома. Хозяин сада выступал в качестве творца уменьшенной копии природы. Размер копии свидетельствовал о его материально-креативных возможностях. Показательно, что самоутверждение князей-даймё происходило не за счет великолепных дворцов. Сооружения, разбросанные на территории сада (и запечатленные в живописи), поражают своей неприкрытой скромностью. В отличие от Европы, где могущество и богатство проявлены в первую очередь за счет пышных построек, в Японии такую роль играл сад. В этом состоит одно из фундаментальных различий между западным и японским пониманием жизни. Запад прославляет человека, покоряющего природу, в Японии прославляются люди, которые создают копии этой природы. Разумеется, это были копии не реальных, а идеальных пейзажей. Хотя они были по своему происхождению антропогенными, цель их создания состояла в демонстрации универсальных закономерностей, которые больше человека. Недаром на живописных изображениях садов редко можно увидеть фигуру человека, который является величиной исчезающе малой. Можно сказать, что единственный человек, который присутствует на этих свитках, – это сам художник. Но и этого человека тоже увидеть нельзя…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука
Взаимопомощь как фактор эволюции
Взаимопомощь как фактор эволюции

Труд известного теоретика и организатора анархизма Петра Алексеевича Кропоткина. После 1917 года печатался лишь фрагментарно в нескольких сборниках, в частности, в книге "Анархия".В области биологии идеи Кропоткина о взаимопомощи как факторе эволюции, об отсутствии внутривидовой борьбы представляли собой развитие одного из важных направлений дарвинизма. Свое учение о взаимной помощи и поддержке, об отсутствии внутривидовой борьбы Кропоткин перенес и на общественную жизнь. Наряду с этим он признавал, что как биологическая, так и социальная жизнь проникнута началом борьбы. Но социальная борьба плодотворна и прогрессивна только тогда, когда она помогает возникновению новых форм, основанных на принципах справедливости и солидарности. Сформулированный ученым закон взаимной помощи лег в основу его этического учения, которое он развил в своем незавершенном труде "Этика".

Петр Алексеевич Кропоткин

Культурология / Биология, биофизика, биохимия / Политика / Биология / Образование и наука