Читаем Terra Nipponica: Среда обитания и среда воображения полностью

Прижизненные похвалы государю были делом обычным, но и более поздние источники также описывают Дайго как императора, которому в полной мере подвластны природные силы. Он уподобляется легендарным государям древности, в правление которых при чтении императорского указа «увядшие деревья и травы вновь зеленели, покрывались цветами и плодами, а летящие в небе птицы повиновались августейшему слову». В качестве иллюстрации этого положения в более позднем источнике приводится следующий примечательный случай. Гуляя по саду «Божественного источника» (Синсэнъэн), Дайго приметил на берегу пруда цаплю и велел поймать ее. Придворный не знал, как это сделать, но тем не менее направился к цапле. «Птица стояла неподвижно, сложив крылья. "По велению государя!" – сказал придворный, и цапля распласталась в поклоне». Придворный принес цаплю государю, который в награду за послушание пожаловал птице 5-й ранг. «Государю вовсе не нужна была эта птица, он приказал ее поймать единственно для того, чтобы все убедились, как могущественно августейшее слово»[153]. Таким образом, инициатор создания «Кокинсю» выступает в качестве всемогущего повелителя природы.

Природная тематика является ведущим элементом как в «Кокинсю», так и во всех остальных императорских антологиях: все они открывались природным циклом. В размещении стихов соблюдалась сезонная очередность и очевидность: стихи разнесены по рубрикам времен года (весна – лето – осень – зима), а внутри рубрик видно поступательное движение времени от начала сезона к его концу. Примечательно, что природные изменения описываются в антологиях в соответствии с временами года, более дробный квантификатор – месяц – задействован в меньшей степени. В Японии был принят лунный, т. е. передвижной, календарь, при котором время той или иной луны (обычно обозначалась порядковым номером) может достаточно серьезно отличаться год от года. В связи с этим состояние того или иного растения (цветение, увядание) или представителя фауны (например, осенние крики оленя, находящегося в состоянии любовного гона) указывают на «реальное» (сезонное) время с гораздо большей точностью, чем порядковые номера лун. Именно поэтому наступление весны ассоциируется не столько с календарем (с первой луной), сколько с цветением сливы и сакуры, приход лета – с кукованием кукушки и т. д. Именно поэтому наиболее популярные в антологиях растения и животные (или птицы) выступают в качестве вестников наступления того или иного времени года.

Все, что связано с правильным чередованием времен года, имело в японской культуре повышенный статус. Божественная (белая) черепаха – благоприятный знак и священное животное, которому, в частности, приписывается свойство менять свой окрас в зависимости от времени года. Когда императрице Кокэн преподнесли очередную белую черепаху, астрологи представили свои соображения по этому поводу. Среди прочего со ссылкой на «Ши цзи», в них говорилось: «Божественная черепаха – небесное сокровище. Она меняется вместе со всеми вещами, она меняет цвет в соответствии с четырьмя временами года. Она скрывает место своего обитания, когда насиживает яйца – не ест. Весной она зеленая, летом – красная, осенью – белая, зимой – черная»[154].

Поэты были подобны такой черепахе: они следовали вслед за циклическим годовым временем и менялись вместе с ним точно так же, как менялась природа вокруг них. Их эмоции входили (обязаны были входить!) в резонанс с природными колебаниями, в результате чего и появлялось новое стихотворение. По сравнению с китаеязычными антологиями такая организация поэтического пространства была настоящим новшеством. В китайских императорских антологиях стихи часто располагаются сообразно рангам их авторов или же в соответствии с китайским жанровым делением, в котором отсутствуют времена года. В японоязычных же антологиях последовательность расположениях стихов определяется порядком не государственным, а природным. Разумеется, попасть в антологию имели возможность лица только социально избранные (как правило, там не могло быть авторов ниже пятого ранга), но все-таки это была другая иерархия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука
Взаимопомощь как фактор эволюции
Взаимопомощь как фактор эволюции

Труд известного теоретика и организатора анархизма Петра Алексеевича Кропоткина. После 1917 года печатался лишь фрагментарно в нескольких сборниках, в частности, в книге "Анархия".В области биологии идеи Кропоткина о взаимопомощи как факторе эволюции, об отсутствии внутривидовой борьбы представляли собой развитие одного из важных направлений дарвинизма. Свое учение о взаимной помощи и поддержке, об отсутствии внутривидовой борьбы Кропоткин перенес и на общественную жизнь. Наряду с этим он признавал, что как биологическая, так и социальная жизнь проникнута началом борьбы. Но социальная борьба плодотворна и прогрессивна только тогда, когда она помогает возникновению новых форм, основанных на принципах справедливости и солидарности. Сформулированный ученым закон взаимной помощи лег в основу его этического учения, которое он развил в своем незавершенном труде "Этика".

Петр Алексеевич Кропоткин

Культурология / Биология, биофизика, биохимия / Политика / Биология / Образование и наука