Террабелла

– Если рефлексия, это деструктивный сдвиг назад, то сумма квадратов катетов, это ведь, определённо, квадрат гипотенузы! – с удивлением отметил для себя Тимофей, зачерпнув алюминиевой ложкой кашу. – Ладно, главное не напороть чепухи. Там, если что, тётя Анна подскажет, она же хорошая и хочет мне добра, – подумал Тимофей, попытавшись вспомнить лицо тёти Анны и её голос.

Покончив с завтраком, тщательно облизав ложку и спрятав её в коробку из-под клавиатуры, Тимофей вышел из столовой и, минуя кабинет импульсной терапии и уголок игр, коридором направился к кабинету Главврача.

Осторожно постучав и дождавшись ответа, Тимофей отворил дверь, набрал в грудь воздуха и переступил порог.

– Пётр Ильич, если рефлексия… – он сходу начал жестикулировать захлёбываясь в волнах нервического восторга.

Но затем сразу Тимофей остановился, увидев на диване облачённую в халат женщину.

– Зада-ла-ствуйте, тётя Анна, – прошепелявил он, сбивчиво и нервно заикаясь, словно до сих пор не проглотил горячую кашу.

– Проходи, Тимофей, пожалуйста, – профессор мягким жестом пригласил сесть.

Тимофей обмягчённо припал на краешек стула и, шумно набравши воздуха, склонив голову, стал потирать затылок, оглядывая загнанным взглядом людей в кабинете, прислушиваясь и озираясь на ширму в углу.

Бросив взгляд на профессора, затем себе на колени, Анна Игудумовна, не торопясь, начала:

– Мы собрались здесь сегодня Тимофей, чтобы решить потребуется ли прописанная тебе процедура на этой неделе. Ты хорошо вёл себя со времени прошлой процедуры, профессор тобой очень доволен.

– Да! – закашлялся профессор. – Анна Игудумовна приехала сегодня, чтобы повидать тебя, дружок. За этот год её методика показал очень хорошие результаты. Вот у меня отчёт из Министерства здравоохранения. Где же он был… – склонившись, профессор суетливо покопался в нескольких стопках на захламленном столе.

– Тот вопрос, Тимофей… который мы обсуждали в прошлый раз, ты его помнишь? Ты много работал с профессором, не правда ли? – Анна Игудумовна мельком полуобернулась к профессору.

– Если рефлексия это деструктивный сдвиг назад, – она взяла пониженную интонацию и с внимательным напряжением пристально посмотрела на Тимофея, – то сумма квадратов катетов, это…

– Гипотенузы… Квадрат гипотенузы! – неожиданно зашёлся Тимофей в истерическом полусвисте, задыхаясь и пытаясь схватить профессора за рукав белого халата.

Позже, когда звуки криков смолкли и техники сняли Тимофея со стола, а две девушки практикантки отключили приборы и убрали в процедурной следы борьбы, Анна Игудумовна, перегнувшись через стол, взяла сигарету из рук профессора. Прикурив, она отошла к открытому окну.

Я разобрал прибор и, подойдя к Анне Игудумовне, дал подписать ей счёт на использованных девятнадцать переимпульсов. Хотя они и истратили почти два мегалитра нервных окончаний, но цена у нас сегодня такая в связи с праздниками, вы же понимаете. Вчера по лаборатории был приказ о скидках. Техники зашиваются, заказов вал, запросы идут из всех отделов. Но вы, если что, обращайтесь. Прибор отлично подойдёт для любых нужд. Ну а телефоны вы наверняка в рекламе видели!

Я оторвал взгляд от рекламы на экране видео-панели и посмотрел по сторонам. В вагоне почти никого не было. Раздался мелодичный голос:

– При выходе из вагона не забывайте свои вещи!

Я встрепенулся: «Какая станция?». Три остановки до конечной. Серая ветка вниз на юг до конца. Глаза снова склеились, я откинулся, упёрся затылком в стекло и замер. Ещё немного подремать. Ещё немного…

– Осторожно, двери закрываются!

Тоннель. Станция. Тоннель. Голова съехала на ободок окна. Лучше бы спал спокойно в постели дома, зачем я это делаю? Во что ввязываюсь? Как только Марк меня уговорил? Безумие!

– Уступайте места инвалидам, пассажирам с детьми и беременным женщинам!

Станция, тоннель, сквозняк. Металлический скрежет. Конечная. Все вышли. Пока пытался проснуться, двери, хлопнув, закрылись. Поезд пошёл.

За окном помелькали скамейки, состав втянуло в темноту. Поезд бесшумно набирал скорость.

Спустя час, когда стоп-краны были сорваны, окна разбиты, а сигарет не осталось, насмерть перепуганный я сидел на полу в центре вагона, и в отчаянии прислушивался к бешеному биению сердца и равномерному перестуку колёс.

Признаться, на тот момент было отчего прийти в отчаяние – на протяжении часа состав не въехал ни на одну станцию и не сделал ни одной остановки. Селектор связи с машинистом не отвечал на крики. Уставившись в заплёванный пол, я лихорадочно соображал.

За окнами на бешеной скорости проплывала нескончаемая тёмная труба. О том, чтобы спрыгнуть, не могло быть и речи. Из всех за много часов вконец измотавших рассудок вопросов остался один – как это возможно, и почему я не просыпаюсь?