Терраформируя Терру

— Снова Наварро, — с горькой обреченностью зазвучал его голос. — Она не может оторваться от этих красных чудовищ. Сперва они лежали неподвижно, распластавшись на солнце, а теперь движутся. Один запрыгнул на другого. Другой вывернулся и прыгнул на первого. Сейчас…

Он понаблюдал молча и снова выкрикнул что-то предостерегающее.

— На них действительно стоит посмотреть. Выглядят безногими, а может, и костей нет, но поразительно активные и проворные. Загадка, если они не нуждаются в кислороде. Но я бы хотел… — Он снова закричал и смолк.

— Там в иле кишмя кишат длинные красные щупальца. Дерутся? Совокупляются? Она не знает. Наблюдала в бинокль, теперь снимает на видео. Подошла слишком близко. Собирает информацию, только не нравится мне эта грязь, без связывающих ее растений, там, может быть, и дна нет. У нее ноги вязнут в иле. Она споткнулась, выкарабкивается…

Боже! — прозвучал из микрофона его вопль. — Не двигайся, я иду!

— Не надо. — Ее голос звучал слабо и отчаянно, но на удивление спокойно. — Пепе, прошу тебя. Возвращайся на Луну, доложи, что видел. Обо мне не думай. Будет другой клон.

Я услышал жужжание и щелчок замка, и больше ничего.

5

Мы, трое оставшихся в Тихо, дожили до естественного конца, не получив больше известий с Земли. Роботы снова уснули — может быть, на миллион лет: у нас не было часов, которые шли бы так долго. Компьютер разбудил их, когда сенсоры показали, что Земля стала достаточно зеленой. Мы снова выросли, слушая роботов и голограммы, снова заучивая роли, которые нам предстояло сыграть.

— Мясные роботы. — Арне всегда выбирал роль критика. — Боги, созданные и запрограммированные стариком Дефалько.

— Вряд ли мы боги, — Таня была яркой, красивой и редко сомневалась. — Зато мы живые.

— Мясные копии, — насмехался Арне. — Копии голографических призраков.

— Но не только копии, — сказала Таня. — Гены — это не все. Мы есть мы.

— Может, и так, — пробурчал Арне, — но все равно рабы старика Дефалько и его идиотского плана.

— Ну и что? — Таня небрежно отбросила за спину гриву блестящих черных волос. — Для того мы и существуем. Я собираюсь выполнить свое задание.

— Ты — может быть, но я слышал, что говорит мой отец в баке.

Мы все знали образ его отца. Гигант с бронзовой бородой, доктор Арне Линдер до столкновения был видным геологом. Мы читали его книги в библиотеке Дайны.

Он родился в старой Норвегии, женился на Сигрид Кнутсон, высокой блондинке, с которой дружил с детства. Остальное о его жизни мы узнали из дневника Пепе Наварро. Предупреждение застало их в Исландии. Возвращаясь на лунную базу, он умолял Пепе высадить его в Вашингтоне, где в норвежском посольстве работала переводчиком жена.

Он оставил ее беременной, они ждали первенца. Он рвался к ней, но Наварро сказал, что на посадку нет времени. Они подрались в кабине. Наварро его вырубил и привез на базу в последний момент.

— Ужасно, — сказала Дайна. — Он до конца горевал о ней и считал себя предателем.

Наверно, нашему новому Арне передалась часть той горечи. Зеленеющая Земля манила нас завершить свою миссию, но он, кажется, так и не полюбил ее. Еще ребенком он то и дело заходил в купол, чтобы злобно разглядывать ее в телескоп.

— Эти черные пятна, — бормотал он, качая головой. — Не знаю, что это такое, и не хочу знать.

По всем материкам там и здесь были разбросаны темно-серые заплаты. Приборы показывали там только песок и голые скалы, лишенные жизни.

— Скорее всего, древние лавовые потоки, — говорила Таня.

— Раковые опухоли, — бормотал Арне, качая головой. — Рак в зелени.

— Глупые выдумки, — бранила она его. — Узнаем, когда там высадимся.

— Высаживаться там? — с отвращением повторил он. — Только через мой труп.

Наши голографические родители провели в компьютере так много времени, что подобные дела их уже не заботили, но для нас они были вполне реальными. Мой отец, журналист, делал когда-то репортажи со всего мира. Его видеосъемки памятников истории и культуры России, Китая и старой Америки несли в себе призрачное очарование, но всегда наполняли меня черной тоской по всему, чего нам уже не вернуть.

Он мало говорил о себе, но я узнал больше из долгого повествования, надиктованного им компьютеру, где странно смешивались факты и вымысел. Отец назвал эту повесть «Последний день». Думая о будущем, которое, как он надеялся, когда-нибудь захочет узнать прошлое, он рассказывал о родных и обо всех людях, которых знал, и о том, что все они значили для него. Это были факты. Вымысел относился к тому, как каждый из них провел последние минуты.

Одна глава была о жене Линдера. Отец, бывший шафером на их свадьбе и танцевавший с ней на вечеринке, много думал о ее трагедии. Ему представлялось, что ребенок родился, пока Линдер был в Исландии. Она уже была дома и старалась дозвониться до него, чтобы сообщить известие, когда в последнее утро ей позвонил Дефалько.