Терракотовые сестры

Взметнулись тучи песка, вспыхнули фары, и на женщин рванули четыре самоходных агрегата. Ржавые рамы, большие колеса, кузова из плохо пригнанных, но толстых листов железа, а на каждом по два-три ствола! Они шли на таран, но разворачивались и шли по касательной, одни за одним, то справа, то слева, то объезжая сзади, выматывая душу и заставляя тратить патроны впустую.

– Если это адепты Спасителя, да еще и неофиты-отморозки, то нам надеяться особо не на что, – говорила Говард, отстреливаясь, – а если банда Самума, то можно будет поторговаться.

– Да, злые гопники, они хуже всего, – наверное, невпопад согласилась Маша, лишь бы не молчать.

– А ты девственница? – Вопрос был задан странный, но самым обыденным тоном. Между двумя короткими очередями. – На всякий случай хочу сказать, что тут товаром может быть что угодно. Нужно знать весь расклад. Или ты предпочтешь плену героическую гибель?

Ответить Казакова не успела.

Первый из пустынников подошел очень близко.

– Этого я точно сниму! – злая радость Говард играла в голосе. Она прицелилась в темную щель вражеского триплекса. Но тот резко развернулся, и куча песка, поднятая шинами и ветродуем на корпусе страшного сна автопрома, застелила глаза снайперше. Женщины зажмурились, и этого мгновения хватило нападавшим, чтобы выстрелить залпом из нескольких ловчих сеток.

Одна из них повисла на стволе поверженного меха, груз второй угодил в грудь Мэри Лу и свалил ее. Третья накрыла Машин бок, спутав ноги. Все. Конец? Бандиты считали именно так, они попрыгали со своих авто и бросились к жертвам. Казакова отчаянно барахталась, стягивая свободной рукой сеть. Говард хрипела и кашляла, силясь вдохнуть. Кто-то из песчаников уже тянул ее за ноги, и она вроде даже чувствовала его дыхание, шумное, горячее, смешанное с запахом несвежего мяса. Но тут со стороны тропы новая пулеметная очередь распугала уже празднующих победу злодеев. Они отскочили к машинам и развернули свои орудия в сторону неожиданной подмоги. А оттуда поливали огнем, не щадя боеприпасов. В ход шли и огромные булыжники.

Большой механоид поднимал с земли валуны и гальку и швырял в бандитов, а на верху машины пулеметчик кричал что-то под звук выстрелов. Что-то ритмичное, похожее на стихи!

– Фархад! – прохрипела Мэри Лу. – Его мех! – Она уже встала на ноги и разрезала сеть на Маше. – В другой раз сбежим, сейчас у нас тактическое отступление! Что смотришь? К Фархаду беги, пригнувшись!

Повторять не пришлось. Но когда женщины взобрались на его стальные плечи, оказалось, что троих даже этот мощный механоид не выдержит. Он сильно закачался, и Фархад, не раздумывая, спрыгнул вниз, прихватив с собой два больших палаша.

– Без сцен, женщина! – только и крикнул он. – Я не собираюсь быть твоим вечным должником.

Потом он глянул на перепуганную Машу и улыбнулся Мэри:

– Я рад, что ты с ней, а не с Изамом.

– Крикнешь моему меху «ту дай», как последнее оружие, – железным голосом сказала Мэри Лу. И поцеловала Фархада. – Там еще патроны остались. Я приду!

– Домой! – приказал механоиду кузнец, и тот быстро зашагал к Форту.

Ни Казакова, ни Говард не оглядывались, пока слышали выстрелы за спиной. Взрыва механоида Мэри Лу они так и не услышали, а потому и не знали, как из темноты прибрежных скал выехал еще один механоид, маленький и юркий, уже знакомый Маше. Один из пустынников, тот, что с ветродуем, подъехал к машине без страха. Человек, стоявший у меха, что-то сказал главе нападавших, тот кивнул и оскалился, довольный.

В пылу боя Фархад его совсем не заметил. Кузнец был подобен смертоносной стрекозе, так летали его тяжелые клинки, когда закончились патроны и он пошел врукопашную. Когда же он заметил приближающуюся машину из Форта, то удвоил силы. Он был уверен, что подходит помощь. Даже то, что это оказался мех Изама, его не расстроило. Он громко засмеялся и запел то, что помнил из песни про жаворонка. Ей его учила Мариш. Не в первый раз идти врукопашную против десятка врагов. Главное, что на сердце камень не лежит – его Мариш по-прежнему только его! Прочь призраков ревности! Без страха он повернулся к знакомой машине спиной и через минуту упал, оглушенный ударом железной лапы. Пустынники скрутили его и неплотно обмотали колючей проволокой, чтоб не дергался.

Очнулся Фархад под дырявым навесом, на голой земле. Он был не один. Еще двое торчали под тем же навесом, скрестив руки на груди, мерзли в темноте. Но на связанного никто не обращал внимания. Хмурый мужик, стоящий рядом, с ненавистью пнул угловатый камень. Тот не сдвинулся с места, и это почему-то показалось мужику крайне обидно.

– Гадство! – выругался он. – Машину мы потеряли. Но это ж полбеды. Потеряли колокольчик, вот где беда…

Второй, тощий, но какой-то благодушный, взглянул на него с удивлением, а тот продолжал: