Терракотовые сестры

– Хочу, чтобы они сдохли, вот и все. Потому что я снова оказался здесь, возле какой-то соленой лужи, и не могу никуда сдвинуться. – Он шепнул страшный ответ Маше на ухо. Белый мех его шапки щекотал ее щеку, а руки дэва уже скользили по девичьей спине. – Будешь уговаривать меня передумать? Может, мне понравится, постарайся и…

И вдруг Маша честно покачала головой:

– У меня получится? Шансов ведь нет, как я погляжу. Но жалко их, у них дети такие серьезные, как маленькие взрослые…

– А тебе не все ли равно? – Маша боялась, что кожа лопнет от мороза, бегущего с пальцев чудовища. Он же явно забавлялся, раздевая свою жертву: – Или ты разочарована, что не станешь спасительницей народа? А что чувствует жертва, которую приносят во спасение? Эти соляные людишки тебя подбросили мне на съедение, а ты о них переживаешь…

– Жить очень хочется, – честно ответила Маша. – Чувствую, словно я еще и не жила совсем, а хотят, чтобы я зачем-то утопилась.

И дэва как током ударило! Даже шапка сдвинулась, так резко он отдернул руку. Он сдвинул свой песцовый треух на затылок, и Казакова поняла, почему человек или то, что было в теле человека, прятал лицо в тени. Черты дэва все время менялись. Глаза, брови, нос, скулы теряли и обретали форму, словно к прозрачной пленке прижимается то один, то другой, то третий человек. То старик, измученный болью, то молодой давсн в самом расцвете сил, то совсем незнакомый зрелый мужчина, не похожий на степное племя. И вот тот, совсем незнакомый, сейчас пробивался сквозь оболочку чаще других и вглядывался. Вглядывался в Машу. Не зло. Удивленно. Недоверчиво?

– Почему тебя прислали? – резко изменил тон мужчина. – Кто ты?

– Я – Мария Казакова. С утра была. В командировку приехала в Нижний Баскунчак. По дороге уронила свои бусы в лужу с рапой под соляной коркой, упала туда, когда доставала, и вот оказалась здесь. Как Алиса в кроличьей норе. А тут такая история. Вы – Синяя Борода?

Маша продолжала говорить, называя как можно больше имен и мест из реального мира. Того, родного ей, который она считала своим до недавнего времени. Потому что видела, как застывает, как меняется лицо дэва, как обретает он единый образ, вид того европейского мужчины. Он словно завороженный вслушивался в слова и образы, которые по логике вещей не мог знать степной дикий народ, а уж тем более злой дух. Маша чувствовала себя факиром, играющим перед коброй на свирели: остановись, прерви мелодию – и смертоносный укус не замедлит. «Вся нечисть боится солнца, заговорить его до рассвета?» – билось у нее в голове. И там же, в глубине сознания, на самой границе с подсознательным слышалось тихое: «Держись, уже скоро».

– … и еще я бы точно не стала больше никогда ничего никому доказывать или ждать благодарности. А маме уж тем более. Дети не оправдывают надежды родителей, а живут своей жизнью. Лишь бы были счастливы…

– Нет, не может быть! – вдруг закричал он. – Имена из мира Терры, способ заговаривать зубы маньяку и ты сама, ты должна была уже извиваться от сладострастия от одного моего прикосновения. Я на этот дар душу променял, мать, семью, стал служить Хаосу… А ты мне сказки рассказываешь, песню поешь про жаворонка! И моими словами говоришь, как я в начале пути! Кто ты такая?

Вот когда Маша почувствовала, что самый черный миг перед рассветом! Дэв, чье лицо уже почти не менялось, а застыло восковой маской, схватил девчонку за плечи и притянул к себе, больно впившись ногтями:

– В тебе – моя кровь! – и отпустил, ошеломленный собственной догадкой.

И тут вой синеватых призраков оглушил их обоих. Лавина умертвий летела назад, и страх мчался впереди нее. Что-то громадное, сверкающе-белое гнало дикие души прочь из степи, и полчища их уменьшались с каждым отблеском…

Глава 3

Мэй летела верхом на огромном китайском драконе и удивлялась почему-то лишь тому, что так жестко лететь, а она не устает. Ни ветер в белой гриве, ни перламутровые изгибы тела и блеск чешуи, ни факт полета бескрылого существа не задевали воображение так сильно, как отсутствие мозолей на пятой точке. Словно бы Мэй родилась для того, чтоб летать на волшебных драконах.

Синие одежды ханьфу, подаренные хозяйкой озера Друтсо, прекрасно защищали от стужи. Особенно в сочетании с термобельем, сохранившимся под ними. Лицо и руки тоже не зябли почему-то. Хотя дракон оказался без подогрева снизу.

Холодный воздух небес шевелил белоснежную гриву бывшего Рика, и та издавала нежные звуки, словно перебирались струны гуцинь. Мэй решила назвать дракона Лунь. А как же еще называть дракона, если не драконом?! «Мы берем себе иностранные имена, если живем за пределами Китая, – думала Мэй, – чтоб чужакам было проще. А раз живут у нас, пусть тоже получат китайские». Как только она подумала, Лунь сразу же повернул к ней усатую голову и посмотрел большим желтым змеиным глазом с узким щелевидным зрачком. Мэй приняла его жест за одобрение.