Я достаю из кармана рубашки зажигалку и прикуриваю.
- Куришь? - интересуется он.
Я беззастенчиво киваю, не видя смысла врать. Уже
жду, что скажет, мол, не хорошо, тем более, в моём
возрасте, но он неожиданно протягивает мне вторую
сигарету. Мир не без добрых людей.
- Пап, там мама тебя потеряла, - говорит Олег, заходя
на кухню.
Останавливается и переводит удивлённый взгляд с меня
на своего отца и обратно.
- Курить будешь? - спрашивает Игорь Васильевич.
- Ты же знаешь, я два года назад бросил.
- От одной ничего не будет, - искушающе проговариваю
я. Он колеблется. - Изабелла не узнает.
Она ярый противник курения и алкоголя.
- Давай, от них такой расслабон, - добавляю.
Олег кивает и берёт у отца сигарету.
Сидим на дорогой бежевой кухне с мужем старшей
сестры и его отцом, курим. Бывает ли ещё более странно?
- На улице холодрыга.
Мы одновременно поворачиваем головы влево. В
проходе стоит Володя и, приподняв тёмные брови, смотрит
на меня. Наши взгляды встречаются. Глупое сердце бьётся,
как сумасшедшее.
- Привет, - говорит он, обращаясь ко мне.
- Привет, - отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал
ровно.
- Хорошо выглядишь.
Боковым зрением замечаю, как Игорь Васильевич с
Олегом переглядываются.
- Спасибо, - отвечаю я, неожиданно испытав смущение.
Смущаюсь? Я?
Мы молча смотрим друг на друга, пока Игорь
Васильевич не прерывает наши переглядки:
- Думал, уже не появишься.
- Вначале не хотел, - кивает Художник, - но теперь
вижу, что не зря пришёл.
Володя вновь кидает взгляд в мою сторону. Господи
Боже, спасибо тебе за то, что я ещё не покраснела! Не
в силах больше стоять здесь, я тушу сигарету в стоящей
на столе пепельнице и выхожу из кухни.
Уже у двери в зал я слышу:
- Олег два года ни-ни.
Оборачиваюсь.
- Всем иногда стоит расслабиться.
- Ты-то уж точно знаешь, как это сделать, -
ухмыляется Художник.
Я хмурюсь и спрашиваю:
- Что ты имеешь в виду?
- Пойдём, кое-что покажу, - заговорщицки шепчет он
и берёт меня за руку. Абсолютно невинный жест, но
глупое сердце перестаёт биться, а в горле пересыхает.
Художник ведёт меня по бесчисленным коридорам,
устеленным коврами с мягким длинным ворсом, затем
отпирает одну из дверей и мы заходим внутрь. Здесь
прохладно и уютно, но видно, что никто не заходил
сюда долгое время. Чисто, как в морге. Большая
застеленная светло-зелёным бельём кровать, ковёр цвета
морской пены, светло-серые обои, большой стол из
светлого дерева. Вся эта не-запачкай-не-дай-Бог обстановка
нагоняет на меня тоску.
Володя достаёт из кармана смартфон, некоторое время
копается в нём, затем протягивает мне. Это видео. И
на видео я. Пьяная. Стою на столе в его трейлере и…
Господи спаси, танцую. С бутылкой текилы на перевес.
Хм, а я неплохо танцую…
- Что ещё за херня? - спрашиваю.
Художник смеётся.
- Смотри дальше, ты там раздеваться начнёшь.
Я чуть телефон не выронила, честное слово. Он же
шутит, правда?
Не шутил. Я, периодически разгоняясь текилой, начинаю
снимать с себя футболку. О Боже…
- Дальше тебя вырвет, ничего интересного, - говорит
Володя и забирает у меня смартфон.
- Удали это.
- Даже не подумаю, - качает головой он. - Это
лучшее воспоминание за весь год.
- Тогда я от стыда с моста сброшусь.
- Я с тобой.
- Хорошо.
Мы выходим из комнаты, Володя запирает дверь, и
идём в прихожую.
- Мам, я пойду с Володей погуляю, - кричу я, обувая
сапоги.
- Зачем? - слышу я и закатываю глаза.
- С моста хотим сброситься.
- Ладно, только шапку надень.
Володя усмехается.
Охренительно. Единственное слово, которое приходит
мне на ум. Я сижу на крыше трейлера, пока Володя
везёт нас неизвестно куда. Я буквально задыхаюсь и
ужасно мёрзну от сильного холодного ветра, но мне
удивительно хорошо. Мне даже после бутылки виски
так хорошо не бывает. Володя, конечно, наорал на меня
за то, что я полезла наверх, но в конце-то концов,
прокатиться в настоящем трейлере - и не побывать
наверху?
Махина притормозила. Интересно, не надоедает
Художнику управлять этой огромной штукой? Володя
вылезает из кабины и кричит:
- Слезай оттуда, конечная!
Я спускаюсь по лестнице вниз.
Мы действительно на мосту небольшой речки. И мы
довольно далеко от дома.
- Твой отец был прав, ты плохо на меня влияешь, -
произношу я.
- Не волнуйся, двойного самоубийства в сегодняшней
программе нет.
- Я разочарована.
Художник улыбается мне, и я рассеянно думаю о том,
что никогда не видела улыбки прекраснее. Что этот парень
делает со мной?
Девяносто семь
Ирка в школе не появилась. Биолог весь урок сам
не свой. Рассеянный, усталый, нервный. Только дурак не