Террариум

До всех этих деталей и нюансов биографии никто в предвыборный период не докопался, народу же и знать этого не полагалось – иначе ореол клона мерк, а он продолжал мотаться по стране, суля, обещая, расписывая, как изменится Преклония, если его изберут; однажды произошло то, чего было не миновать – на политическом диспуте в городе на болотах встретился с МБХ, тот пожаловал внезапно, в программе выступающих не числился, они наткнулись друг на друга перед самым началом в фойе арендованного в этот вечер кинотеатра, МБХ размашистым шагом направлялся в зал с группой каких-то людей и чуть не врезался в замешкавшегося клона, при этом смотрел поверх головы клона и в сторону, извинился, скорее машинально, а переведя взгляд, вздрогнул и стал, как вкопанный, клон тоже остановился и замер; разумеется, МБХ слышал о клоне, его чудовищном, неправдоподобном сходстве с тем, кто едва не уморил его в тюрьме, отнял бесценные годы, пути их доселе не пересекались, и вот столкнулись, лоб в лоб; несколько секунд МБХ всматривался в выплывшее перед ним, словно из небытия, лицо, так, наверное, энтомолог с интересом и отчасти с еще не атрофированной профессиональным занятием гадливостью изучает редкий вид ядовитого насекомого, соответствует ли он, этот вид, ожиданиям или несет в себе черты чего-то необычного, клон чувствовал, как тяжелая волна тревожного неуютства окатывает его с головой, трудно дышать, хочет вырваться из плена и не может, новая волна едва не сшибает с ног, и мозг пронзает: почему он должен отвечать за чужой грех, он ведь только двойник, клон и не более того; МБХ прошел мимо, кто-то из невольных свидетелей сдержанно-глупо хохотнул, а один бесцеремонно взял клона за лацкан пиджака и дыхнул: “И как вы себя чувствовали, господин клон, наверняка хотелось сквозь землю провалиться, впрочем, у таких, как вы, понятие стыда отсутствует…”

И вдруг, в один далеко не прекрасный для клона и многих других момент, все изменилось, повернулось вспять, работавшая на износ Дума, провозглашавшая: жесткие сроки – отличные сроки, если иных нам уже не дано, оказалась неспособной вернуть прежний закон об искомых двух третях голосов, похерив три четверти, и по предложению партии Дневального проголосовала за созыв Конституционного cобрания, объявив начало выборов участников, притом датой открытия cобрания называлось 10 сентября – вместо дня внеочередных выборов главы государства. Народ, подогреваемый СМИ и ораторами на громких повсеместных митингах, приветствовал смелый шаг Думы, а власти оказались у разбитого корыта, не представляя, что предпринять в накаляющейся обстановке. Совещания наверху шли безостановочно, премьера призывали проявить жесткость, он колебался, не будучи уверенным, что сможет всецело положиться на полицию и армию, на него нажимали, требовали издать указы о борьбе со смутой, премьер понимал всю меру своей ответственности и боясь ее как всякий вменяемый человек, думающий о последствиях в случае неудачи, медлил. Генерал из того ведомства напомнил о событиях 1993-го: тогда Дед не побоялся лупить из танков по парламенту и народ его поддержал, чего же ты боишься? – премьер резонно возразил, что между тем “красным” парламентом и нынешней полулиберальной Думой огромная разница, танки сегодня не проханже, за это нас с тобой, дорогой генерал, оскальпируют…, тот гнул свое, цитировал замшелое: промедление смерти подобно, собрание как пить дать изменит 80-ю статью в пользу парламента, придется делить полномочия со всякими дневальными, прыжковыми и удальцами, в стране наступит паралич власти, хаос, бедлам, как сотню лет назад, ты этого хочешь? Премьер не хотел, но не был уверен, что требуемые генералом и его сторонниками меры утихомирят страну, напротив, был уверен в обратном, на него продолжали давить, поступали сведения о захвате власти кое-где на местах, пока на уровне мэров небольших городов, не желавших слушать команды губернаторов, симптом болезни был налицо и надо было что-то предпринимать…