Терри Пратчетт. Жизнь со сносками. Официальная биография

Более того, мы оба были из тех людей, которые, получив новое электронное устройство, первым делом выбрасывают инструкцию, срывают боковую панель, вглядываются во внутренности машины и думают, какие бы внести модификации, которых, скорее всего, не хотел бы производитель. В восьмидесятых мы оба научили свои первые компьютеры Sinclair ZX81 говорить – правда, Терри научил свой желать доброго утра и сообщать самую низкую и высокую температуру в теплице, а я научил свой ругаться на потеху моим друзьям. Но, что ни говори, связь есть связь. На Терри явно произвело впечатление то, что я знаю, что такое интегральная микросхема SPO256 от «Дженерал Инструмент»⁴. И не меньше – то, как легко и быстро я разобрался с его новым дисководом. Теперь я удостоился прозвища Капитан Конденсатор – первого из целой череды тех, которыми Терри меня еще наградит. Последовали новые технические командировки в Уилтшир. В декабре 2000 года, узнав, что я собираюсь уходить из Colin Smythe Publishing, Терри позвонил и спросил, не хочу ли я пойти к нему в личные помощники.

Я подумал, что это может быть интересно в качестве временной работы, тем более учитывая мою любовь к его книгам. Но долгосрочную карьеру я представлял себе совершенно иначе. Решил, задержусь там на годик, чтобы было о чем рассказать внукам. «Знаете такого Терри Пратчетта? Так вот…»

Я все еще работал на него полтора десятилетия спустя, в 2015 году, когда он скончался, и все еще работаю на него сейчас.

Я и не представлял, насколько будет интересно. К примеру, не воображал, что в какой-либо мере стану свидетелем творческого процесса Терри. Думал, работа над книгами будет проходить в тишине и уединении за закрытыми дверями, пока я сижу где-нибудь в другом месте и занимаюсь всем остальным – почтой, налогами, молоком. И да, всем этим я занимался. Но этим планы Терри на меня не ограничивались, что стало ясно, когда однажды, после утреннего писательства, он встал из-за стола и надел куртку.

– Мне надо ненадолго выскочить, – сказал он. – Подчисть тут пока, ладно?

Первый черновик Терри Пратчетта – как я обнаружил, нервно опускаясь на его кресло, – был документом весьма и весьма эксцентричным, со случайным образом меняющимся размером шрифта и даже случайным образом меняющимся цветом. Но только представьте себе восторг от этого задания для того, кто нетерпеливо барабанил пальцами по столу между публикациями в ожидании новых слов от Терри Пратчетта. Я проглатывал его книжки, и оказаться теперь в комнате – даже за клавиатурой, – где эти книжки обретали форму, причем не просто выравнивать в них шрифт, но и со временем читать их вслух автору, чтобы он оценил их свежим взглядом, а в конце концов и записывать под диктовку напрямую из его мозга (Терри эта тактика пришлась по душе еще до последних лет, когда он уже не мог работать за клавиатурой)… что ж, это редкая честь.

А Терри, думаю, очень быстро свыкся с тем, что теперь он человек с «личным штатом», хоть сам бы он никогда этого не признал. Однажды он говорил по телефону с газетой – в тот раз им нужна была не статья «Моя любимая ложка», но близкий родственник этого жанра, блицопрос. И вдруг он опустил трубку и окликнул меня:

– Роб, какое мое самое большое излишество?

Не успел я задуматься и на секунду, как Терри ответил сам:

– Не отвлекайся. Это ты.

В мои первые робкие недели на работе довольно часто поминались Джилли Купер и ее «лучшая в своем деле» помощница. Не раз звучали угрозы (уверен, что риторические, – или все-таки нет?) сослать меня на недельку в Глостершир, на практику под началом Джилли и Аманды. Еще меня то и дело увольняли, хотя я быстро усвоил, что Терри как писателю присущ экспериментаторский интерес произнести что-нибудь вслух, только чтобы понять, как оно звучит, и если самому применить тот же экспериментаторский подход и просто рискнуть прийти на рабочее место на следующий день, то, скорее всего, окажется, что ты вовсе и не уволен.

В своем предисловии к «Опечаткам» (A Slip of the Keyboard)⁵ Нил Гейман, возможно, навсегда изменил пратчеттологию, возмутившись из-за того, что публика воспринимала Терри как «старого веселого эльфа» – наверное, в основном из-за его бороды и роста. (Пять футов восемь дюймов в удачный день.) Такая благодушная сентиментализация, заметил Нил, среди многого прочего упускает его гнев. «Гнев – это его топливо»[1], – писал Нил.