Террин из зайца

Автомобиль приблизился и на светофоре встал рядом. Стекло опустилось. Штирлиц приготовился к худшему.

Из автомобиля вылетел комочек жевательной резинки и прилип к щеке Штирлица, но тот не подал вида. Загорелся зеленый. Неизвестный преследователь резко рванул вперед и исчез в переулках.

– Судя по манере езды, это шофер Бормана, – задумчиво сказал Штирлиц и отлепил жвачку от щеки. Там была записка.

«Отварите небольшой кусок постной свинины… В 14.00 на Александерплац».

Больше ничего.

– Пойдешь? – тревожно спросила Кэт.

Штирлиц с трудом удержался от резкости. Манера Кэт заглядывать через плечо в чужие документы всегда его раздражала. Но сейчас ей нелегко. Штирлиц смягчился.

– Заедем в детский дом, – сказал Штирлиц. – Возьмем пару-тройку малюток. Для большего правдоподобия.

Детский дом располагался на самой окраине Берлина. Ехали молча.

– Побудь в машине, – сказал Штирлиц, припарковав автомобиль под раскидистым кустом жасмина.

Кэт с трудом сдерживала слезы.

– Все будет хорошо, – постарался успокоить ее Штирлиц.

Кэт отвернулась.

Штирлиц вошел в неприметное серое здание и сунул служебное удостоверение под нос смотрителю. Тот молча щелкнул каблуками, отскочил в сторону и сделал приглашающий жест. Штирлиц последовал по коридору к обитой красно-коричневым дерматином двери.

– Прошу! – Охранник распахнул дверь.

В комнате было десятка два детей младшего ясельного возраста. Шум сразу же прекратился. Смышленые черные и желтые мордашки как по команде повернулись к вошедшим.

«Дети шпионов, – с неожиданной грустью отметил Штирлиц. – Отнятые у отрожавших свое радисток. Все-таки третий мир развивается очень динамично. Китай скоро себя покажет…»

Штирлиц нахмурился:

– Я, конечно, не расист, – начал он издалека.

– Вас понял! – немедленно отозвался охранник. – Прошу сюда!

В другой комнате было всего двое мальчиков.

– Один мальчик немецкий, – сказал охранник. – Второй, наоборот, русский.

Стараясь скрыть радость от неожиданной, невероятной удачи, Штирлиц выдержал паузу.

– Откуда здесь немецкий мальчик? – строго спросил Штирлиц.

– Взбунтовался солдат, – пояснил охранник. – Пришлось мерзавца пристрелить, а ребенка забрать в приют. – Мальчишки, кажется, подружились.

– Я беру обоих, – сказал Штирлиц. – Тем более если вы считаете, что они подружились.

Пять минут спустя с двумя копошащимися свертками в руках Штирлиц вернулся к машине.

– Принимай молодое пополнение! – весело крикнул он радистке.

Кэт замерла.

– Андрюшенька! – громко, на родном языке вскрикнула она.

Штирлиц досадливо оглянулся.

– Вот так вас, дурех, и ловят, – добродушно проворчал он, сгружая детишек на руки Кэт. – Андрюшенька, херюшенька… Не время сейчас! Война!

Кэт захлюпала носом. Штирлиц завел машину.

– А второй кто? – спросила совладавшая с материнскими чувствами Кэт.

– Ганс-Дитрих, – бросил назад Штирлиц. – Дружок его.

– Антифашиста поймали? – сообразила Кэт.

– Точно.

Штирлиц еще немного попетлял по улицам, окончательно запутывая следы.

– Значится так! – энергично сказал он, подражая давнему московскому приятелю и вечному сопернику Глебу Жеглову. – В два часа я встречаюсь с этим кексом на Александерплац! В четыре совещание у Мюллера. Тебе придется пока посидеть в люке.

– Нет проблем, – с готовностью откликнулась Кэт. – В том же самом, что и прошлый раз?

– Нет, – сухо ответил Штирлиц. – Там сейчас пастор Шлаг сидит. Напросился ехать с нами. Лыжник хренов.

– А мы все поместимся? – обеспокоилась Кэт.

– Лыжи и скейт пристроим на крышу, – вслух прикинул Штирлиц. – Барахло в багажник. Ты с детьми усядешься сзади… В общем, поместимся!

Штирлиц свернул в переулок и затормозил.

– А вот и люк. Тут тоже нормальные условия. Телевизор, холодильник, мини-бар.

Короче, обычные три звезды…

Кэт, кряхтя от напряжения, скрылась внизу. Штирлиц задвинул на место тяжелую железную крышку и отряхнул руки. До встречи с шофером Бормана оставалось сорок минут.

Штирлиц не спеша подъехал к месту встречи, оставил машину за два квартала и заглушил мотор. Времени оставалось ровно на чашечку кофе в баре «Элефант». Штирлиц окинул взглядом полуразрушенную улицу и свернул в знакомый подвальчик. Ему повезло. Полиция как раз выводила из бара арестованного, и в приоткрывшуюся дверь Штирлиц увидел поникшую женскую фигуру, сидящую за столиком напротив двери.

Это была жена.

Штирлиц громко чертыхнулся и, согнувшись пополам, кинулся в сторону.

Жена, не говоря ни единого слова упрека, вот уже двадцать пять лет преследовала его по всем его странам и резидентурам.

«Пойми, я же на работе! – раз за разом твердил ей по телефону Штирлиц. – Ты что, хочешь, чтобы я провалился? Чтобы меня схватило и стало пытать гестапо?»

«А ты? Что ты мне обещал? – тихими слезами плакала в трубку жена. – Ты говорил, что все ограничится бриллиантами для диктатуры пролетариата, а сам ездишь по Европе больше двадцати лет. Куришь сигары, пьешь хороший коньяк. Ешь маслины. А я одна, с детьми…»

Штирлиц так и не научился возражать жене и предпочитал повесить трубку и сменить питейное заведение. Но рано или поздно жена обнаруживала его новое место и все начиналось сначала.