Территория

Когда он дошел до палаток, Чинков был уже там. Монументально сидел на ящике из-под консервов, и было похоже, что всегда тут сидел и будет сидеть. Мешковатая брезентуха придавала Чинкову простецкий вид. Они поздоровались.

- Вы на канавы зашли?

- Да-да, - соболезнующе покивал головой Чинков. - Полностью пустые канавы, такая жалость. А что шлихи?

- Пока все пусто.

- В полном противоречии с проектом. А что все-таки они говорят?

- Слабые золотые знаки. И ничего больше.

- Знаки обязаны быть. Конечно же так, - пробормотал Чинков.

- Пойдемте посмотрим карты и пробы.

- Охотно! - Чинков встал, тонко и весело крикнул: - Алексеич!

- Тут! - с готовностью ответил голос из-за палатки. Только сейчас Монголов увидел второго. Точно в такой же брезентухе, как и Чинков, чуть поменьше в объеме, так же черноволос. Они походили друг на друга, как вынутые одна из другой матрешки.

- Сообрази чайку и уху, - сказал Чинков. - Знакомьтесь: Клим Алексеевич Куценко. Лучший промывальщик Реки.

- Чай и уху, - как эхо откликнулся Куценко. Монголов чуть не рассмеялся. Голос у Куценко был точно чинковским. Вся рота похожа на командира.

- И уху! - твердо сказал Чинков. - Ведите, Владимир Михайлович.

В камеральной палатке Чинков осторожно уместился на самодельном стуле и даже улыбнулся Монголову. «Смотрите-ка, даже стулья у вас. По-хозяйски устроились…» Монголов ничего не ответил. Зыбкое благодушное поведение Чинкова насторожило его. Уж очень все не вязалось с репутацией Будды. В палатке было сухо, жарко, темно. Солнце грело торцевую стенку, и мозаика комаров на потолке переползала лениво, менялась.

- Скажите, Владимир Михайлович, - тихо, даже как-то интимно, спросил Чинков. - Вы могли бы поверить в промышленное золото Территории?

- В промышленное золото здесь я не верю.

- А почему?

- Считаю, что несерьезно. Трепотня и пошлый ажиотаж. Игра в романтику, хуже того, честолюбие за счет государства.

- Золото всегда сопровождает пошлый ажиотаж, - наставительно произнес Чинков. - Вы, по-видимому, не любите золото, Владимир Михайлович?

- За что я должен его любить? Я не одалиска и не подпольный миллионер.

- Ну что вы! Вы, конечно, не одалиска. «Что он ваньку валяет? Зачем?» - с внезапным раздражением подумал Монголов.

- Повсеместное распространение знаков и случайные пробы ничего не доказывают, - резко сказал он. - Хуже того, дают почву для спекуляций.

- Ныряет, выныривает и снова ныряет, - загадочно пробормотал Чинков. Монголов видел лишь его склоненную голову с могучим покатым и гладким лбом.

- О чем вы? - спросил Монголов. Чинков молчал. За палаткой послышалось ворчанье Куценко, шаги.

- Пойдемте! - быстро сказал Чинков. Они вышли из палатки. Промывальщик Куценко шел по берегу с детским розовым сачком, каким ловят бабочек, и вглядывался в воду. Чинков воззрился ему в спину, приглашающе помахал рукой. Из палатки рабочих появился… Кефир, почему-то в одном нижнем белье китайского производства. Осторожно покосившись на начальство, он уставился в спину Куценко.

- Гиголов! Ты здесь зачем? - спросил, улыбаясь Монголов.

- Живот болит. Пришел за аптечкой, - сокрушенно прошептал Кефир.

- Каменюку швырни! - неизвестно кому адресуясь, скомандовал Куценко.

Кефир сорвался с места, поднял тяжелый булыжник и замер.

- Пониже меня метров на десять. Бро-о-сь! - не оглядываясь, пропел Куценко.

Кефир охнул, швырнул камень. Взлетели желтые, просвеченные солнцем брызги. Куценко сделал неуловимое в быстроте и точности движение сачком, и в сачке заплясал крупный хариус. Чинков залился тонким счастливым смехом: «Не правда ли, цирк? Пятый год не могу привыкнуть».

- Сейчас еще выну, Илья Николаевич, - сказал Куценко и сердито добавил:

- Ты больше-то не швыряй, дурило. В океан рыбу прогонишь.

Кефир восторженно выпрямился: «Слышь, у тя глаза на затылке, што ли?»

- Да-а-вай, да-а-вай! - лениво протянул Куценко. Было тихо. Пищали комары, светило солнце.

- В рюкзаке коньяк есть. Не откажетесь? - спросил Чинков. Лицо у него было безмятежным.

«А он ничего мужик, - неохотно заключил Монголов. - Вырвался в поле и рад, как пионер в походе».